Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

Иногда во время обеда или после него профессора вызывал резкий и настойчивый телефонный звонок. Челленджер в нескольких коротких фразах передавал поступившие к нему новости нам. Столь ужасных происшествий мировая история еще не знала. Огромная тень поднималась с юга, словно волна смерти. Египет уже ощутил на себе это сумасшествие, и все население теперь было в коме. Испания и Португалия после полного помешательства, в ходе которого клерикалы отчаянно сцепились с анархистами, сейчас умолкли. Телеграмм из Южной Америки уже не поступало. Южные штаты Северной Америки после жестоких расовых столкновений также подверглись воздействию яда. К северу от Мэриленда пока что ничего не замечено, в Канаде же эффект воздействия датурона едва ощутим. Бельгия, Голландия и Дания по очереди были поражены ядом. Отчаянные сообщения приходили изо всех частей света в большие исследовательские центры, к химикам и докторам наук с мировым именем, в ожидании их совета. Множество вопросов задавали и астрономам. Но ничего нельзя было сделать. Это были вопросы вселенского масштаба, лежащие за пределами человеческих знаний и контроля. Это была смерть — безболезненная, но неизбежная, — смерть для молодых и старых, для здоровых и больных, для богатых и бедных, без надежды избежать ее. Такие новости доходили до нас урывками телефонных сообщений. Большие города уже знали, какова их судьба, и, насколько мы могли понять, готовились теперь принять ее с достоинством и смирением. К тому же мы видели людей, играющих в гольф или работающих в поле, которые веселились, словно ягнята под занесенным ножом мясника. Это казалось удивительным. Но откуда им было знать? Все это обрушилось так внезапно. Было ли опубликовано какое-то предупреждение в утренней газете? Сейчас было только три пополудни. Слухи распространялись, похоже, прямо у нас на глазах, и мы видели, как жнецы стали быстро уходить с полей. Часть игроков в гольф тоже уже возвращалась в помещение клуба. Они мчались так, будто начинался ливень. Следом за ними бежали мальчики, подносившие им клюшки. Другая часть игроков оставалась на площадке. Нянечка повернула и стала торопливо толкать коляску вверх по холму. Я заметил, что она шла, приложив руку ко лбу. Кеб остановился, и усталая лошадь отдыхала, низко склонив голову. Над всеми ними было идеально чистое небо — огромный и бескрайний голубой свод, и только вдалеке над низкими холмами виднелось несколько белых кудрявых облаков. Если человеческая раса должна умереть сегодня, то, по крайней мере, смертное ложе будет великолепным. И все это спокойное очарование природы делало столь ужасное и масштабное разрушение еще более страшным и вызывающим сожаление. Безусловно, это было слишком хорошее пристанище, чтобы уйти из него столь быстро!

Но, как я уже сказал, снова раздался телефонный звонок.

Внезапно я услышал из коридора грозный голос Челленджера.

— Мэлоун! — крикнул он. — Вас к аппарату.

Я быстро спустился вниз. Звонил Мак-Ардл из Лондона.

— Это вы, мистер Мэлоун? — раздался в трубке взволнованный знакомый голос. — Мистер Мэлоун, здесь, в Лондоне происходят ужасные вещи. Богом молю, спросите у профессора Челленджера, можно ли что-то сделать.

— Он не может ничего посоветовать, сэр, — ответил я. — Профессор Челленджер считает этот кризис вселенским и неизбежным. У нас здесь есть немного кислорода, но это позволит нам отсрочить свою смерть всего на несколько часов.

— Кислород! — выкрикнул отчаянный голос. — Уже нет времени, чтобы достать его. Офис превратился в сущий ад после того, как вы уехали. Сейчас половина служащих без сознания. Я и сам валюсь с ног. Из окна я вижу множество людей, лежащих на земле на Флит-стрит. Движение остановлено. Судя по последним телеграммам, весь мир…

Его голос становился все тише и вдруг совсем смолк. В следующий миг я услышал в трубке глухой удар, будто голова Мак-Ардла бессильно упала и ударилась о стол.

— Мистер Мак-Ардл! — закричал я. — Мистер Мак-Ардл!

Он не отвечал. Я положил трубку, зная, что больше никогда не услышу его голос.