Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

— Может быть, так будет и со смертью. Изнуренный телесный механизм не может запомнить это ощущение, но мы знаем, какое наслаждение для ума приносит транс или сон. Природа могла создать красивую дверь и прикрыть ее тонкой развевающейся занавеской, чтобы сделать выход в новую жизнь для наших пытливых душ. Каждый раз, размышляя о жизни, я приходил к выводу, что в основе всего лежит мудрость и доброта, и если когда-нибудь человек и нуждается в ласке, так именно в момент этого опасного перехода из одной жизни в другую. Нет, Саммерли, я не приемлю вашего материализма, поскольку я, по крайней мере, намного больше, чем просто предмет физического мира — пакет соли и три ведра воды. Здесь, вот здесь, — он постучал огромным волосатым кулаком по своей голове, — здесь есть нечто, что использует материю, но не состоит из нее — нечто, что способно уничтожить смерть, но никогда не будет уничтожено ею.

— Раз уж вы заговорили о смерти, то я вот что хотел бы добавить, — вставил лорд Джон. — Я, можно сказать, христианин, но мне кажется, что в обычае наших предков хоронить своих соплеменников с их топорами, луком, стрелами и прочими предметами, с которыми они не расставались при жизни, есть что-то очень мудрое и естественное. Я думаю, — добавил он, застенчиво пробежав взглядом по лицам сидевших за столом, — что чувствовал бы себя более уютно, если бы меня похоронили вместе с моим любимым штуцером-экспресс калибра 450 и охотничьим ружьем, тем, что покороче, с прорезиненным ложем, и одной или двумя обоймами патронов. Конечно, это просто глупая прихоть, но она такова. Как вам это, герр профессор?

— Ну что ж, — сказал Саммерли, — коль уж вы спрашиваете мое мнение, то для меня это выглядит так, будто нас отбросили в каменный век или в еще более ранние времена. Я сам из двадцатого столетия и хотел бы умереть, как разумный и цивилизованный человек. Не уверен, что боюсь смерти больше, чем все вы, поскольку я уже человек в возрасте и в любом случае не прожил бы намного дольше. Но не в моем характере просто сидеть и ждать, ничего не делая, как овечка, дожидающаяся прихода мясника. Вы уверены, Челленджер, что здесь уже ничего не поделаешь?

— Для того чтобы спастись, — ничего, — сказал Челленджер. — Но, возможно, в моих силах продлить нашу жизнь на несколько часов, чтобы мы могли увидеть, как будет разворачиваться эта вселенская трагедия до того, как мы сами станем ее жертвами. Я предпринял определенные шаги…

— Кислород?

— Именно. Кислород.

— Но чем может помочь кислород, когда речь идет об отравлении эфиром? Между кислородом и эфиром такая же разница, как, например, между куском кирпича и газом. Это разные виды материи. Они не могут столкнуться друг с другом. Ну же, Челленджер, согласитесь, что это предложение не состоятельно.

— Мой дорогой Саммерли, почти наверняка на этот эфирный яд оказывают воздействие факторы материального мира. Мы видим это по характеру и скорости развития событий. Мы не могли предположить этого априори[150], но это, несомненно, факт. Поэтому я убежден, что такой газ как кислород, повышающий способность организма к жизни и сопротивлению, очень вероятно, сможет отсрочить воздействие того, что вы так остроумно назвали датуроном. Я могу ошибаться, но я абсолютно уверен в правильности моих доводов.

— Что ж, — сказал лорд Джон, — если мы будем сидеть, присосавшись к этим баллонам, как маленькие детки к бутылочкам, то увольте — я в этом не участвую.

— В этом не будет необходимости, — ответил Челленджер. — В основном благодаря стараниям моей супруги мы подготовились, переоборудовав ее будуар, чтобы сделать его настолько воздухонепроницаемым, насколько это возможно. С помощью половиков и лакированной бумаги.

— Господи, Челленджер, не думаете ли вы, что лакированная бумага помешает эфиру проникнуть в комнату?

— Что поделать, мой уважаемый друг, вы упорно не хотите понять суть. Это делается не для того, чтобы не дать эфиру, в котором произошли такие изменения, проникнуть внутрь, а для того, чтобы удержать внутри кислород. Я думаю, что если мы сможем обеспечить в этой комнате некоторое перенасыщение воздуха кислородом, то нам удастся поддерживать работу нашего мозга. У нас было два баллона с кислородом, и вы привезли еще три. Это не много, но хоть что-то.

— На какое время их хватит?

— Понятия не имею. Мы не начнем использовать их до тех пор, пока наши симптомы не станут невыносимыми. Тогда мы откроем кислород, поскольку он будет нужен нам очень быстро. Это даст нам несколько часов, возможно, даже несколько дней, в течение которых мы сможем смотреть на разрушенный мир. Мы отсрочим нашу смерть и получим уникальный опыт. Мы, пятеро человек, которые, по всей видимости, окажутся в арьергарде человеческой расы, двигающейся в неизведанное. Надеюсь, вы будете столь любезны и поможете мне с баллонами. Кажется, атмосфера становится все более гнетущей.

Глава III Затопленные волной