Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

«То, что человеческая раса ничтожна перед лицом могущественных невидимых сил, окружающих нас, давно стало банальностью, — писала „Таймс“. — Одно и то же предупреждение получали мы и от пророков прошлого, и от философов современности. Но, как любая часто повторяемая истина, со временем она потеряла часть своей актуальности и неоспоримости. Чтобы вернуть ей убедительность, необходим был наглядный урок, некий реальный опыт. Только что мы пережили суровое, но благотворное испытание, наш разум все еще потрясен внезапностью удара, наш дух смирился с осознанием человеческой ограниченности и бессилия. Мир заплатил страшную цену за этот урок. Нам еще не известен размах несчастья, но уничтоженные огнем Нью-Йорк, Орлеан и Брайтон — это одна из величайших трагедий в истории человечества. Когда будут подведены итоги аварий на железной дороге и в море, это дополнит страшную картину катастрофы, хотя уже сейчас есть данные о том, что в подавляющем большинстве случаев машинистам в поездах и капитанам пароходов удалось остановить двигатели до того, как действие яда стало ощутимым. Однако не материальный ущерб, не колоссальные потери и людей, и имущества стали главными для нас. Все это со временем может быть забыто. Но что не забудется никогда и что поражает и будет поражать наше воображение, — это осознание возможностей Вселенной, нанесшей удар по нашему невежественному самодовольству, показавшей, насколько узка дорожка материального существования и насколько огромной может быть пропасть по обе стороны от нее. Серьезность и смирение — вот основные чувства, которые поселились с сегодняшнего дня в наших сердцах. Возможно, они и станут той основой, на которой новая, более усердная и почтительная раса сможет выстроить свой более достойный храм».

Когда мир вскрикнул

1929

Я смутно припоминаю, что мой друг, Эдвард Мэлоун из «Газетт» рассказывал мне о профессоре Челленджере, с которым их объединяло какое-то удивительное приключение. Однако я слишком занят своей работой, и фирма моя постоянно завалена заказами, так что я почти не слежу за тем, что происходит в мире вне моих узкопрофессиональных интересов. Помню, что тогда у меня осталось впечатление о Челленджере как о каком-то неистовом гении с необузданным и вспыльчивым нравом. Поэтому я был крайне удивлен, получив от него деловое письмо следующего содержания: