Затянутый узел

— А что я могу рассказать? Пришел, выпил, закусил, ушел.

— С кем пришел, когда пришел, когда ушел! Ты что, не понимаешь?!

— Почему не понимаю? Пришел он часов в восемь с незнакомцем. Сели за этот стол в углу. Заказали закуску, кебабы, потом еще шашлыки.

— Ты еще перечисли, что на закуску им подавал! И расскажи, какой у них был аппетит.

— По-твоему, это не важно?! Раз угощение было хорошее, значит, Саркис хотел проявить уважение к своему гостю.

— Получается, что раз я угощаю нашего гостя только кебабами, то я не уважаю его?!

— Я этого не говорил! Ты меня о Саркисе спрашиваешь, я и рассказываю о нем. Теперь об аппетите.

— С ума сойдешь, слушая тебя!

— Аппетит у Саркиса был плохой, а у гостя — хороший. Значит, гость давно не ел вкусно. Пусть наш уважаемый гость скажет, прав я или нет.

— Оставь ты гостя в покое. Твое дело отвечать на вопросы.

— Что я, на допросе у следователя?!

Пора было вмешаться, иначе перепалка заняла бы слишком много времени.

— Зураб, как выглядел гость Саркиса?

— Высокий, широкий в плечах, волосы темные, прямые, глаза голубые или синие, без усов. По типу азербайджанец или дагестанец. Одет средне, как будто в чужое. Черный пиджак, синие брюки, клетчатая сорочка.

— Выпили много?

— Нет, три бутылки вина.

— Не слышали, о чем они говорили?

— Нет, но говорили мало. Один раз я заметил, что гость в чем-то убеждал Саркиса. Саркис отмалчивался.

— В котором часу они ушли?

— В одиннадцать.

— Вы бы узнали в лицо гостя Саркиса?

— Думаю, что узнал бы.

— Спасибо, Зураб. Теперь мы можем отведать кебабы. Приятного аппетита, Автандил. — Я принялся за еду. — Очень вкусно! А что за человек был Долидзе?

— Большой человек! — воскликнул Зураб.

Автандил продолжал есть. Я не забыл его усмешки и заинтересованно ждал, что скажет он. Он молчал, будто не слышал вопроса.

— Вы не согласны с Зурабом? — спросил я.

— Как он может быть не согласен? — сказал Зураб. — Весь город согласен, весь район согласен, а он не согласен?! Вы моего отца спросите. Он вам скажет, кто такой Долидзе. Не только скажет! Еще покажет дом, который построил благодаря Долидзе. Какой дом! Двухэтажный, из кирпича. В городе такого не найдешь! У меня отец в деревне живет. У него фруктовый сад. Раньше как было? Отец лучшими сортами яблок и груш скотину кормил. Он прямо выл от горя. А Долидзе все у него скупал для завода. Ни одно яблоко у отца не пропадало даже в самые урожайные годы. Таких, как мой отец, у нас в деревне человек тридцать, а деревень в районе сорок или пятьдесят, и чуть ли не в каждой колхоз или совхоз. А другие районы?! Вы поезжайте в любую деревню. Убедитесь, что я прав. Большой человек был Долидзе. Большой!

— Вы иного мнения, Автандил? — спросил я.

Автандил вытер рот салфеткой, отодвинул от себя тарелку и сказал:

— Извините, товарищ майор, я вас сюда привез из-за Саркиса Багиряна.

На заводе, казалось, объявили траур. Никто не работал. Перед цехами группами стояли люди с озабоченными и печальными лицами. Восемь машин с ящиками в кузовах, от которых шел запах яблок, ждали разгрузки. Над недостроенным корпусом застыла стрела подъемного крана с грудой кирпичей на стальном канате.

На подножке первой машины, сгорбившись, сидел однорукий мужчина и курил.

— Почему не разгружаетесь? — спросил я.

— Большое горе у нас. Котэ Долидзе не стало. — Он покачал головой. — Эх, жизнь!

— Откуда вы?

— Из колхоза «Ленинский». Это в сорока километрах отсюда. У нас договор с заводом. Сейчас документы покажу.

— Не надо.

В кабинете главного инженера я увидел несколько человек с такими же печальными лицами, как у людей во дворе. Я представился. Полная женщина средних лет с гладко зачесанными седыми волосами протянула руку.

— Жоржолиани Валерия Соломоновна, главный инженер, — представилась она. — Такое несчастье свалилось на нас! Нам никто ничего не говорит. Что нам делать?

— Работать, — ответил я. — Восемь машин давно ждут разгрузки. Пройдемте в кабинет директора.

— Товарищи, по цехам, — сказала Жоржолиани.

Вместе с секретарем парткома и председателем завкома мы прошли в кабинет Долидзе. Он мало чем отличался от кабинета главного инженера — дешевая конторская мебель, палас, большой сейф. Исключение составлял стеллаж — здесь, на полках за стеклом, были выставлены образцы продукции. Каждая полка имела табличку с указанием года производства начиная с 1961-го. На этой полке стояла лишь одна банка яблочного повидла. По мере возрастания года число банок на полке увеличивалось, причем за счет новых образцов — компотов, варенья, пюре, а этикетки становились ярче. Последняя полка с образцами была уставлена полностью. Пустые под ней полки ждали своего года. Каждый, кто входил в кабинет, мог легко судить о том, как развивался завод.

— Долидзе стал директором в шестьдесят первом году? — спросил я.

— Да, — ответила Жоржолиани. — Идею этой выставки ему подсказал один корреспондент.

— Корреспонденты часто приезжали на завод?

— Они осаждали директора. О нем писали даже в центральной прессе.

— Как он относился к этому?