Затянутый узел

— Он был трезв или пьян?

— Трезв.

— Габуния, я же тебя просил не врать! — сказал капитан.

— Альберт Костанян был трезв.

— Как он себя вел? — спросил я.

— Переживал. Ремонт влетит ему в копейку!

— На какую улицу вы пришли?

— На Первомайскую.

— Зачем вы пришли на Первомайскую? — изумился Абулава.

— Вытащить из ямы машину.

Абулава стукнул кулаком по колену, но ничего не сказал.

Я напомнил парню о мере наказания за дачу заведомо ложных показаний и спросил:

— Вы настаиваете, что вытащили машину из ямы на Первомайской?

— Да, — ответил он.

Внезапно в голову пришла мысль: а что, если Габуния говорит правду и машина, стоящая у милиции, вовсе не та, которую мы ищем? Ведь авария могла произойти и на Первомайской улице.

— Надо проверить показания, — сказал я капитану.

Он вытаращил на меня глаза.

— На Первомайской нет ни одной ямы!

— И тем не менее. Приглашайте следующего.

Следующий тупо смотрел на нас, делая вид, что не понимает, чего мы от него хотим.

— На какой улице вы с братьями вытащили «Запорожец» из ямы?

— Ну вытащили. Что тут такого? Помогли человеку. Что плохого сделали? Я же не знал, что нельзя вытаскивать машину. Человек попросил…

— Габуния! Габуния! — сказал я.

— Что вас интересует, начальник?

— Меня интересует, какая роль отведена третьему брату? Кого он будет играть в вашем театре?

Но до третьего брата дело не дошло. Привезли владельца «Запорожца».

Альберту Костаняну, преподавателю физкультуры в школе, за свои двадцать шесть лет ни разу не пришлось близко познакомиться с милицией. Он знал о ней понаслышке. В детстве же его пугали милиционером, поэтому у него было извращенное представление о нашей службе. Он боялся, что его будут бить, и не мог унять дрожь. Узнав, к своему удивлению, что рукоприкладством мы не занимаемся, он облегченно вздохнул. Альберт Костанян ожил.

— Если объясните, как вы вышли на меня, я все расскажу.

Абулава промолчал.

Я смотрел на Костаняна и диву давался, как быстро некоторые люди переходят из одного состояния в другое. Минуту назад перед нами сидел трус с растерянным взглядом и заискивающим голосом. Теперь его смуглое лицо покорителя стареющих сердец на черноморских курортах залило румянцем, взгляд обрел уверенность, а голос — наглость.

— Нам условия не ставят, — сказал я.

— Что вы?! Какие условия? Просто интересно…

Абулава перебил его:

— Ты слышал, что тебе сказали?

— Рассказывайте, Костанян, ничего не утаивая.

— Какой смысл от вас что-то утаивать? От вас ничего не скроешь, если даже захочешь.

Теперь он стал с нами заигрывать и даже льстить.

— Почему вы решили ехать по улице Кецховели ночью? Вы же знали, что она не освещается.

— Почему я решил ехать по улице Кецховели? Выпил у друзей и боялся наткнуться на милицию.

— Много выпили?

— Много, если откровенно. Ехал осторожно, не превышая положенной скорости, но, сами сказали, улица темная. Поздно заметил Долидзе Котэ Георгиевича. Он лежал на мостовой. Сами понимаете, что сначала я не знал, что это Долидзе. Я на тормоза. Если бы не моя реакция, я переехал бы его. Врезался в проклятую яму. Звон, треск. И потом полная тишина. Думал, все, конец, прямым ходом попал в преисподнюю.

— В преисподней, говорят, шумно, — не удержался я.

— Вам виднее, — сказал Костанян. — В общем, могильная тишина. Но чувствую, что я жив. Ощупал лицо, руки, ноги, тело. Чудо какое-то! Ни одной царапины. Сами понимаете, как обрадовался. Вылез из машины, чуть не свалился в яму. Тут меня злость разобрала. Сам смерти в глаза смотрел, машина разбита. Думаю, сейчас я покажу этому типу на мостовой. Подбежал к нему и пнул его ногой, а он не шевелится. Представляете мое состояние?! Вытащил из кармана зажигалку, чиркнул. Глазам своим не поверил. На мостовой лежал мертвый Котэ Георгиевич. Не знаю, сколько я стоял над ним. Когда опомнился, подумал, что, если меня увидят рядом с трупом, решат, что это я убил человека. Испугался страшно. Ну и побежал. Я-то убежал, а машина-то осталась. Уже у дома я сообразил, что надо сделать. Поднял на ноги братьев Габуния. Остальное вы знаете. Или рассказать?

— В котором часу вы уехали от друзей?

— Около двенадцати. Не могу сказать точно, но точно, что двенадцати не было.

— Почему вы так уверены?

— У моего друга Нугзара Мачавариани пятимесячная дочь. Его жена в двенадцать должна была кормить ребенка. Когда я уходил, она еще не кормила дочь. Можете проверить. Они живут по улице Энгельса, четыре.

Капитан Абулава вопросительно взглянул на меня. Я кивнул. Он вышел.

— Когда примерно вы были на улице Кецховели?

— Через пять минут!

— Сколько минут вы провели там?

— Не могу сказать точно. Думаю, минут пять.

— В котором часу вы разбудили братьев Габуния?

— Сразу как прибежал домой. От улицы Кецховели до моего дома — десять минут. Значит, в двенадцать, в начале первого.

— Вы входили в дом?

— Нет, я позвал Дато Габуния со двора.

— Братья вышли сразу?

— Нет, я успел выкурить две сигареты.

— О чем-нибудь говорили по дороге?

— Говорили, но не помню о чем. Я был взволнован.

— Никого не встретили?

— Нет, никого.

— Сколько минут ушло на то, чтобы вытащить машину?

— Это мы быстро сделали. За две минуты.