Затянутый узел

— Они принесли веревку с собой. Смертельный удар по голове не был предусмотрен. Предусмотрено было повесить. В квартире обнаружили помимо орудия преступления веревку?

— Нет.

— Так от чего преступники отрезали эти полтора метра веревки? От веревки, ненароком найденной в квартире Игнатова? Остальную, что взяли с похищенными вещами?

— Не просто взяли. Ею могли перевязать похищенный ковер, довольно большой — два на три метра.

— Как тебе известно, воры выносят из квартир ковры, сложенные в пакеты и перевязанные шпагатом, но не бельевой веревкой, в глаза бросающейся. Веревка с петлей новая. Не могли преступники рассчитывать на то, что в квартире окажется веревка. Не могли. Да и кто ее купил? Игнатов? Это легко проверить.

— У жены Игнатова? Игнатов мог купить веревку, но жена могла не знать о покупке. Принес, сунул в хозяйственный шкаф…

— Жена не знала, а преступники узнали? Каким путем? Разве только что Игнатов покупал веревку в присутствии преступников.

— Идея! Это подтверждает мою мысль, что Игнатов и преступники хорошо знали друг друга.

— Возможно. Но вряд ли они покупали веревку вместе. Веревку преступники принесли с собой. Ничего вам не навязываю. Думайте сами. Я бы исходил из этой предпосылки. Ну мне пора. Дела ждут. — Самарин взял меня за плечо. — Завтра у тебя торжественный день. В одиннадцать тридцать в Президиуме Верховного Совета тебе вручат орден. Форма, естественно, парадная.

— Ох и выпьем завтра! — радостно потирая руки, сказал Хмелев, как только за генералом закрылась дверь.

Хмелев не пил, вообще не признавал спиртного.

— Ладно уж, выпивоха! Зачем ты вылез с планом?

— Зато стало ясно, что с ним на совещание вылезать не стоит. — Хмелев разорвал план и выбросил в корзину. — Давай вкалывать. Через два часа наступят очередные сутки. В постель хочется.

— У нас ненормированный рабочий день.

— Но это не означает, что мы должны ночевать здесь. Ты, конечно, готов остаться, а я — нет.

Меня задел тон Хмелева. Маменькин сынок, подумал я. Он, конечно, торопился домой, в трехкомнатную квартиру, согретую теплом и заботой родителей. У него была любящая и нежная мать. Несмотря на болезнь, она никогда не засыпала, не дождавшись и не накормив сына. Да и отец Хмелева, суровый на вид мужчина, заместитель председателя одного из московских райисполкомов, был милейшим человеком. Это он однозначно решил проблему передвижения по городу сына и выложил на «Жигули» все свои сбережения, когда тот внушил ему, что передвижение и продвижение сыщика, особенно молодого, взаимосвязаны. Мне куда было торопиться? Ужин я сам готовил себе, квартиру согревал собственным теплом.

— Саша, ты хочешь стать хорошим сыщиком?

— Я им стану, обещаю. Только ночевать здесь не буду. Сколько лет ты потратил, чтобы войти в десятку лучших? Больше десяти. Я же на это потрачу четыре.

— Торопливость гневит бога и тешит дьявола, говорят на Востоке.

— Мы на Севере. Не двигаясь — замерзнешь. Давай работать. Меня девушка ждет.

…Мне не очень хотелось звонить Каневскому домой, но без его заключения я был как без рук.

— Марк Ильич? Бакурадзе вас беспокоит.

«Вас беспокоит» вырвалось у меня невзначай, и я сразу же пожалел об этом. Сейчас начнет меня отчитывать, подумал я. «Почему «беспокоит»? Вы же звоните мне по делу…» Но к моему удивлению Каневский сказал:

— Сергей Михайлович! Вы не сердитесь на меня, нет?

— Конечно нет, Марк Ильич, — сказал я, немного кривя душой. Конечно же было неприятно его замечание в дверях квартиры Игнатова: «В начале каждого расследования вы проявляете какую-нибудь бестактность». Может быть, это действительно так и было. В начале расследования мною овладевал страх неведения, страх, что мне не удастся разгадать тайну и найти убийцу. С годами я научился управлять своими чувствами, но по-прежнему боялся, что не справлюсь с порученным делом. Может быть, свою беспомощность я прикрывал бравадой?

— Вы что, боитесь не справиться?

— Боюсь, Марк Ильич.

— Между прочим, пора не бояться. Второй десяток все-таки. У меня, кстати, между прочим, этот страх прошел на седьмом году. Вас, конечно, интересуют отпечатки пальцев.

— Конечно.

— Завтра утром спецотдел даст конкретное заключение по всем представленным нами образцам. Преступников было, по крайней мере, двое. В предварительном порядке могу сообщить, что на дверце шкафа обнаружены отпечатки пальцев некоего Кобылина. Кличка Картуз. Дважды судим. Статьи сто сорок четвертая и сто сорок шестая.

В одно мгновение рухнула выстроенная мною версия об убийстве Игнатова его знакомыми. Не мог Игнатов знаться с рецидивистом. Но почему Игнатов впустил преступников? Они не только вошли в квартиру. Они без борьбы прошли через коридор в гостиную… И эти статьи Уголовного кодекса: 144-я — кража, 146-я — разбой.

— В какой последовательности он привлекался?

— Сначала по сто сорок шестой.

Кто же звонил автомеханику Коробову?

— Марк Ильич, а отпечатки на телефонном аппарате? — осторожно спросил я.

— Идентичны с отпечатками пальцев Игнатова.

— Ну и дела! — только и мог произнести я.

— Между прочим, наши дела всегда такие. Вы со мной не согласны, нет?