Затянутый узел

— Согласен, Марк Ильич, согласен.

— Как говорит мой младший сын, не боись.

ГЛАВА 3

Галина Ивановна Прохорова, жена Игнатова, против моего ожидания, не рвала на себе волосы и не плакала.

Миронова отговаривала меня от этого визита, чтобы не разрушать торжественного настроения после вручения мне ордена. Но, заехав домой и переодевшись, я отправился к Галине Ивановне, внутренне готовый увидеть слезы, в общем-то объяснимые в такой ситуации.

Выдержки ей было не занимать. Лишь нервно подергивающийся подбородок выдавал состояние Галины Ивановны. Рядом с ней на диване сидела ее с Игнатовым дочь Лида. Девочка трогательно держала руку матери в своей. Они были похожи друг на друга — некрасивые, склонные к полноте, с короткими шеями и прямыми плечами.

У окна, как молчаливый свидетель, стоял друг Игнатова — Игорь Николаевич Стокроцкий, школьный учитель, высокий молодой человек в очках, с симпатичным лицом.

— Как я уже говорила, мы с мужем решили, что Лиде необходимо провести каникулы в Ленинграде, — сказала Галина Ивановна.

— У бабушки? — спросила Миронова.

До моего прихода, а я опоздал минут на сорок, они, очевидно, о многом поговорили.

— Дело не столько в бабушке, сколько в самом Ленинграде. Мы хотели, чтобы Лида побывала в Смольном, Зимнем, на «Авроре», увидела паровоз, на котором Владимир Ильич Ленин возвратился в Россию, чтобы она прониклась историзмом, уважением к колыбели революции. Октябрьская революция для современных молодых людей только слова. Мы хотели, чтобы эти слова обрели для Лиды плоть. Лиде через месяц четырнадцать. Ей вступать в комсомол. Надо не просто состоять в комсомоле, как в ДОСААФе, и платить членские взносы. Не неизбежная необходимость, а потребность души быть в комсомоле. Я хорошо помню, с каким восторгом мой покойный отец рассказывал о своей комсомольской жизни. Мама считает комсомольский период лучшим за все свои долгие годы. У меня и у мужа, к сожалению, все было иначе. Мы оба страдали душевной индифферентностью. Радость жизни в юношеские годы в безграничной вере. Молодой человек должен верить. От этого зависит, каким он будет в зрелом возрасте.

Галина Ивановна замолчала.

Утром на совещании у Самарина, когда обсуждался вопрос, откуда у Игнатова могли быть ценности, мы решили выяснить, в частности, не был ли убитый связан с коллекционерами. Поэтому я спросил Галину Ивановну:

— У Олега Григорьевича были какие-нибудь увлечения?

— Нет. Одно время он увлекался книгами по истории России, собрал небольшую библиотеку… Потом остыл. При нынешнем дефиците книг и спекуляции хлопотное это занятие.

— А связи с коллекционерами остались?

— Нет. Они оборвались сразу. Муж вообще мало с кем общался.

— Его записная книжка довольно пухлая.

— Это ничего не значит. Многих муж и вспомнить не мог. Записывал всех подряд. Он был из тех, кто быстро загорался и так же быстро остывал. Помнится, однажды поздним вечером он привел какого-то Юлика и сказал, что Юлику негде ночевать и что Юлик останется у нас. В течение двух часов я только и слышала: Юлик, Юлик, Юлик. Мне этот Юлик не понравился. Типичный хорек. Но я ничего не сказала, решив, что Юлик давнишний приятель мужа. Я могла и не слышать о нем. Мы только поженились. Когда мы легли спать, я спросила мужа, кто такой Юлик и чем он занимается. Мой муж ничего о Юлике не знал. Он с ним познакомился в тот же вечер в книжном магазине.

— Наверно, после книжного магазина они зашли в кафе…

— Вы правы, в кафе. Тогда еще муж позволял себе выпить.

— А в последнее время?

— Разве что рюмку-другую. У него было больное сердце.

— Как он относился к сладкому?

— Отрицательно. Почему вы об этом спрашиваете?

— Галина Ивановна, уезжая в Ленинград, вы оставили мужу обед? — спросила Миронова.

— Да, конечно, — растерянно ответила Галина Ивановна. — Суп и котлеты. Даже торт купила. «Прагу».

— Олег Григорьевич умел готовить?

— Нет, разве что омлет. Но почему вы обо всем этом спрашиваете?

— Я еще сама не знаю, Галина Ивановна, — потупив глаза, сказала Миронова. — Мы не знаем, как все произошло, но стараемся восстановить события. Вы уж извините нас, если какие-то вопросы покажутся вам лишними и неприятными. Это не наша нескромность, а наше незнание. Мы рассчитываем на ваше понимание и помощь.

— Да, конечно, — сказала Галина Ивановна.

— Мужчины, оставаясь без жен, обычно не моют сразу грязную посуду, — сказала Миронова. — Мы не обнаружили в мойке ни одной грязной тарелки. Можно предположить, что Олег Григорьевич питался вне дома?

— Нет, ни в коем случае, — сказала Галина Ивановна. — Муж отличался исключительной чистоплотностью, даже педантизмом. Он вилки не оставил бы в мойке. Каждая вещь у него имела свое место. Сам пылесосил квартиру. Любил порядок. Подбирал каждую пылинку.

— Он был хозяйственным человеком? — спросил я.

— Очень. Я не знала, что такое магазины. Все покупал сам.

— Могли бы вы не знать о какой-нибудь покупке?

— Вряд ли. Он любил покупать и в той же мере любил показывать покупки, вплоть до мелочей.

— Значит, вы знали бы, если бы муж купил молоток или веревку?