Затянутый узел

— Нет, у мужа не было родственников. Он и родителей лишился рано. А у меня, кроме матери, никого не осталось. Муж вырос в бедной семье, в лишениях. Может, поэтому он так любил все покупать…

— Галина Ивановна, соберитесь с силами, пожалуйста, посмотрите внимательно, что в доме пропало, — сказала Миронова.

— Я же говорила — хрусталь, старинные фарфоровые часы, три иконы в серебряном окладе, ковер. Какое теперь это имеет значение?!

— Мы должны найти и вернуть вам украденное. Мы же не знаем, что искать. Опишите хотя бы названные вещи.

— Извините, я не в состоянии.

— Можно я это сделаю в письменном виде, когда маме будет получше? — спросила Лида.

— Хорошо. Как можно подробнее, Лида. Галина Ивановна, где вы хранили деньги?

— Деньги? Их надо иметь, чтобы хранить.

— Простите, Галина Ивановна, Олег Григорьевич давал вам деньги на хозяйство? — спросил я.

— Да. Сто рублей.

— Где вы держали эти деньги, свою зарплату?

— В туалетном столике в спальне.

— Можете пройти с нами в спальню?

— Лида вам покажет.

Мы прошли в спальню втроем. Лида выдвинула ящик туалетного столика. В коробке из-под гаванских сигар между носовыми платками лежало пятьдесят рублей.

Когда мы вернулись в гостиную, Галина Ивановна утирала слезы. Она все же не выдержала.

— Мама, там всего пятьдесят рублей, — сказала Лида.

— Так и должно быть, — Галина Ивановна за руку притянула дочь и усадила рядом с собой.

— А где Олег Григорьевич мог хранить деньги? — спросила Миронова.

Галина Ивановна пожала плечами.

— Может быть, в сберкассе? — спросил я.

— Вы считаете, что у него было много денег. Но как же это? Он деньги на мебель одолжил, а долг не возвратил. Я же говорила.

— У кого он одолжил?

— Этого я не знаю.

— У папы не могло быть много денег, — сказала Лида. — Иначе… иначе он давал бы нам не сто рублей.

В коридоре Миронова тихо сказала мне:

— Надо будет запросить управление гострудсберкасс.

— Можно, — сказал я, уверенный, что деньги, если они были, а по всем признакам были, Игнатов хранил дома, и снял с вешалки дубленку Мироновой.

Из кухни вышел Стокроцкий.

— Позвольте, — он выхватил у меня дубленку и подал Мироновой. — Прошу… Нам, очевидно, надо поговорить, — сказал он тихо.

— Мы обязательно поговорим, — сказала Миронова.

— Вот только когда? Я не хотел бы оставлять Галину Ивановну одну ни на минуту. Она в ужасном состоянии. Может быть, я позвоню вам?

Миронова продиктовала номера наших телефонов.

— Как вы узнали о смерти Олега Григорьевича? — спросила она.

— Сегодня утром Галина Ивановна позвонила из Ленинграда.

— Она просила вас встретить ее?

— Нет, встретил я ее по собственной инициативе. Она только сообщила эту кошмарную весть.

— Хорошо. Ждем вашего звонка. До свидания.

Стокроцкий хотел поцеловать Мироновой руку, но та вырвала ее.

— Следователю прокуратуры не принято целовать руку.

— Если она дама?

— Если вы свидетель.

Стокроцкий сердито поджал губы.

— Кто такой Маркел? — спросил я.

Маркелом друзья звали Георгия Петровича Маркелова, преподавателя Московского инженерно-строительного института. Общественница была точна в описании — голубые глаза, пышные черные волосы и усы, непокрытая голова, несмотря на пятнадцатиградусный мороз, кожаное пальто. Сбежав к голубым «Жигулям», он торопливо открыл дверь машины.

— Георгий Петрович? — спросил я.

— Георгий Петрович. А вы?

— Сергей Михайлович Бакурадзе, старший инспектор МУРа.

— Извините меня, но я тороплюсь домой. Сына надо накормить. Давайте встретимся через час или поедем ко мне.

Сына Маркелова, белобрысого третьеклассника с лукавыми глазами, тоже звали Георгием.

— Сергей Михайлович, я вас тоже накормлю, — сказал Маркелов.

Я усмехнулся.

— В вас очень развито отцовское начало. Спасибо за заботу. Я посижу в гостиной.

Гостиная напоминала комнату, в которой был убит Игнатов. Сейчас многие московские гостиные похожи друг на друга — «стенка», диван, два кресла. Даже расстановка мебели одинаковая. Отличие разве что в деталях.

На журнальном столе лежали красочные проспекты с международной выставки строительных и дорожных машин. Я взял один из них. Текст на английском языке изобиловал техническими терминами, но я понял, что изображенная в проспекте машина обладала большими достоинствами.

— Вы читаете по-английски?! — В голосе Маркелова звучало неподдельное изумление. Он поставил поднос с двумя чашками кофе прямо на проспекты. — Можно я скажу об этом моему отпрыску? Мерзавец не желает заниматься английским.

— Обычно милиционером пугают детей.

— Пугали. — Маркелов опустился в кресло. — Вы уже узнали что-нибудь?

— В каком смысле?

— В смысле смерти Олега.

— Его убили.

— Ужасная история!

— Вы дружили с ним?