Затянутый узел

— Вам нужны деньги? Могу одолжить.

— Спасибо. У меня есть деньги. Откуда они у вас?

— Папа дает.

Я упустил из виду, кто у нее отец. Автомеханик — одна из самых доходных профессий нашего времени.

Вошел Каневский.

Я смотрел, как он делает оттиски пальцев Нелли на дактокарте, и смущенно курил.

— Вам никто не говорил, что у вас красивые пальцы, нет? — сказал Каневский девушке.

— В милиции еще нет, — ответила она.

У нее действительно были красивые длинные пальцы. Я только сейчас обратил на это внимание. Тем более неприятно видеть, что они измазаны черной копировальной мастикой.

— Вот и все. Прошу, — Каневский протянул Нелли вату.

Проводив Нелли до поста, я поднялся на лифте в научно-технический отдел, где вместе с Василием Васильевичем Федотовым эксперты трудились над фотороботом.

Возможно, человек, портрет которого создавали на экране, и был напарником Кобылина по кличке Картуз. Утром я получил заключение дактилоскопической экспертизы.

«Отпечатки пальцев на дверце шкафа идентичны с отпечатками большого, указательного и среднего пальцев правой руки гр-на Кобылина И. Т., 1952 г. р., дактоформула 65543/48276, проживает в г. Люберцы, дважды привлекался к ответственности по ст. 144 и 146 УК РСФСР».

«Проживает в г. Люберцы» — было чисто условным, во всяком случае для нас. Может быть, он проживал в Люберцах, но ни по месту прописки, ни в других местах его не нашли. Поэтому его объявили во всесоюзный розыск. Принадлежность других отпечатков экспертиза не установила. Но отпечатки были.

…Я думал о предстоящих делах. Завтра будут готовы фотографии человека, вошедшего в квартиру Игнатова, и мы предъявим их Галине Ивановне, Нелли, Маркелову, Стокроцкому, Шталю, всем, кому только можно, чтобы использовать малейший шанс опознать его. Кто-то из них его опознает. Должен опознать. Завтра же Хмелев поедет в Люберцы. Один? Нет, пожалуй, мне стоит поехать с ним. Вдвоем легче будет разузнать побольше о Кобылине. Не поторопились ли мы с объявлением его во всесоюзный розыск? Самарин возражал. У него были сомнения. Может, Кобылин действительно не пустился в бега, а гуляет на награбленное и, промотав все деньги, возвратится домой. Но сколько можно держать засаду? Нет, скорее, он почуял опасность и пустился в бега. И завтра же надо побеседовать со Шталем. Лечащий врач иногда знает немало о больном… Больной… Инвалид… Не станет рецидивист грабить инвалида без наводки. Кто навел Кобылина? Человек, фотографии которого будут завтра размножены? Или кто-то другой? А не повторилась ли история с «камушками»? Нет, преступники нашли то, что искали. Иначе они перевернули бы весь дом…

Я не заметил, как спустился по лестнице на третий этаж. Я повернул назад, чтобы подняться на свой, пятый, когда меня окликнул Самарин. Он никогда не пользовался лифтом. Генерал был в шинели и папахе. Похоже, он собрался домой.

— Ты здесь?! — спросил Самарин.

— Где же мне быть, Владимир Иванович? Расследование только началось.

— Я думал, празднуешь с друзьями правительственную награду. Иди оденься, подкину до дома. Жду в машине.

Благодаря Самарину я приехал домой, когда не было еще девяти.

Я принял душ, надел халат и приготовил себе ужин. Пообедать я не успел и собирался поесть основательно, несмотря на поздний час. С полной тарелкой и бокалом «Цинандали» я удобно устроился в кресле. У меня было одно желание — провести вечер перед телевизором. Я взял со столика программу. Следовало узнать, что показывают, как говорит Хмелев, по ящику и что я буду смотреть. «Время» — обязательно. В 21.35 по второй программе художественный фильм «Разоблачение». Любопытно. Наверно, детектив. Я открыл страницу 14-ю. Точно. «Фильм рассказывает о том, как сотрудники МУРа раскрыли преступление, связанное с похищением зарплаты работников научно-исследовательского института» А что по первой программе? «Театр — мой дом» Театральные мемуары. «В передаче участвуют Ангелина Иосифовна Степанова и Марк Исаакович Прудкин. Прославленные актеры рассказывают о людях Художественного театра, о тех, кто своим искусством вписал незабываемые страницы в летопись отечественной сцены». Я выбрал театральную передачу. В одиннадцать я собирался лечь спать.

Не успел я проглотить первый кусок, как зазвонил телефон. Только бы не с Петровки, подумал я. Одеваться, идти на мороз было выше моих сил. Я взял трубку. Звонила соседка, одинокая сорокалетняя женщина, которая никак не могла выйти замуж. После развода она дважды пыталась устроить свою жизнь. Безуспешно. Я не мог понять почему. Она была недурна собой, владела двухкомнатной квартирой, великолепно пекла пироги, любила дом, а мужчины не задерживались у нее. Может быть, потому, что была не в меру болтливой? Кто знает… Смущаясь и запинаясь, она сказала, что у нее необычная просьба.

— Какая, Майя Аркадьевна?