Я попросил ее показать мне фотографии покойного мужа. Она принесла альбом. Альбом можно было назвать хроникой семейной жизни Фалиных. Почти все фотографии изображали Фалина с женой и дочерью. С каждой страницей девочка взрослела, а родители чуть старели. Похоже, Фалин очень любил дочь — то он держал ее на руках, то на плечах, то просто стоял рядом, но так, что в каждом застывшем движении, жесте сквозило отцовство. Да и к жене этот стройный человек с узким лицом, на котором все время была улыбка, как будто относился неплохо. Во всяком случае, по фотографиям у меня не создавалось впечатления, что полтора года назад Фалин жил не с ней, а с Кузьминой.
Но как расспрашивать вдову об отношениях с покойным мужем? У меня язык не повернулся затрагивать эту тему.
— Вы разрешите взять временно фото Леонарда Романовича? — Я выбрал снимок, на котором Фалин был изображен один.
— Зачем? — Мария Кондратьевна выразила не только недоумение, но и недовольство.
— Видите ли, мы расследуем одно дело. В нем замешано имя вашего мужа.
— Моего мужа?! Мой муж замешан в каком-то деле?!
— Простите, Мария Кондратьевна, я сказал «имя вашего мужа».
— Разве это не одно и то же?
— Конечно нет. Кто-то мог воспользоваться именем вашего мужа. Скажите, ваш муж не терял документы?
— Два года назад нас обворовали.
— А точнее?
— Шестого мая позапрошлого года.
— Вместе с вещами украли документы?
— Да.
— Вы, конечно, заявляли в милицию.
— Разумеется, заявляли.
— И что же?
— Ничего. Мужу выдали новый паспорт.
— А членский билет Союза журналистов и удостоверение инвалидности, пенсионную книжку?
— Выдали дубликаты. У вас будут еще вопросы? Мне пора в школу за дочерью. Она на продленке.
Теперь я мог объяснить, почему Мария Кондратьевна разговаривала со мной неохотно, скрепя сердце. Дело было не только в том, что она потеряла дорогого человека. Я испытывал стыд и досаду, вспоминая, как она произнесла «разумеется, заявляли». Разумеется, заявляли, но, дескать, что толку.
Я заехал в райуправление, но ничего нового не выяснил. В нераскрытом деле, с которым я ознакомился, лежали документы, свидетельствовавшие о различных оперативных мерах. Два инспектора — Кисляков и Орехов — месяц дежурили в Доме журналистов. Членские билеты проверяли у всех без исключения. Наивно было полагать, что человек с чужим членским билетом в первый же месяц появится в Доме журналистов.
Из райуправления я поехал на улицу Огарева в кассу Аэрофлота.
Кузьмина сидела в кассе одна, а желающих летать самолетами Аэрофлота не было. В синем форменном пиджаке и белой рубашке Кузьмина выглядела элегантно.
— Добрый вечер, Екатерина Ивановна, — сказал я. — Все билеты распродали?
— Добрый вечер. — Она выжидающе уставилась на меня.
Я сунул в окошко фотографию покойного Фалина.
— Кто это? — спросила Кузьмина.
С опознанием по фотографиям у меня явно шла черная полоса.
— Да так, один человек. Екатерина Ивановна, при Фалине участковый к вам не заходил?
— Нет.
— Он не знал, что Фалин у вас живет?
— Откуда он мог знать? Тихий человек, не дебошир какой-нибудь.
— Кто?
— Фалин. Кто же еще?
— Где вы с ним познакомились?
— Здесь. — Кузьмина покраснела. В кассе она познакомилась и с Нугзаром Кикнадзе, ставшим ее мужем. — Нельзя о чем-нибудь другом поговорить?
— Можно. Чуть позже. Ладно? Он пришел за билетом?
— За билетом. За чем еще приходят в кассу? — Купил билет?
— Нет, не купил.
— Почему?
— Не было билетов. Лето, разгар сезона. Он собирался слетать в Гагру на пару недель.
— В конце концов слетал?
— Не знаю. За полгода, которые он прожил у меня, мы никуда не уезжали.
— Его знакомые не приходили к вам за билетами?
— Приходили какие-то люди, но я никого не помню. Что он все-таки натворил?
Я молчал. Как я мог ответить на такой вопрос, когда сам толком ничего не знал?
— Черт бы меня побрал с моей доверчивостью! — в сердцах произнесла Кузьмина. — Вы теперь каждый день будете приходить ко мне?
В кассу вошел краснолицый толстяк в меховом пальто и каракулевой шапке.
— Девушка, можете отправить командировочного домой, в родной Архангельск?
На лице Кузьминой появилась аэрофлотовская улыбка.
— Ваш паспорт, пожалуйста, — сказала она сладчайшим голосом.
Наверно, каждый клиент думал, что эта обворожительная улыбка предназначена ему одному. Неудивительно, что и Фалин, и Кикнадзе познакомились с Кузьминой именно здесь, в кассе.
— А то, может, поедем вместе, а? — сказал мужчина самоуверенно. Меня он ни во что не ставил. — Архангельск не Москва, но город замечательный.
— Муж будет возражать! — сказала она своим, нормальным голосом, да так, что мужчина покраснел еще больше. Взяв билет, он молча ушел, подмигнув мне: дескать, давай действуй.
— И так часто? — спросил я Кузьмину.
— Не редко.
— Игнатов не приходил сюда, не покупал у вас билет?