Затянутый узел

Обсуждая, кого из троих — Стокроцкого, Маркелова, Шталя — допросить первым, мы решили, что целесообразнее сначала вызвать Шталя, а следом, с разрывом в сорок минут, Стокроцкого и Маркелова, причем в другой кабинет, в противоположном конце коридора. Таким образом мы хотели исключить контакты Шталя с Маркеловым и Стокроцким, чтобы лишить его возможности рассказать им о допросе. Маркелов и Стокроцкий должны были явиться к Мироновой неподготовленными. Миронова собиралась допрашивать Маркелова и Стокроцкого порознь и считала, что время, которое один из них проведет в коридоре в ожидании вызова, пойдет ему на пользу.

Из ответа на второй запрос мы узнали, что Шталь трижды побывал в Архангельской области.

…Шталь внешне держался спокойно, но я видел, чего это ему стоило. От внутреннего напряжения у него изменился голос — стал сиплым, и он все время откашливался.

Миронова предъявила ему заключение медицинской экспертизы о состоянии здоровья Игнатова. Экспертиза пришла к выводу, что состояние здоровья Игнатова, несмотря на врожденный порок сердца, не давало оснований для перевода на инвалидность, тем более второй категории.

— Что я могу сказать? — Он откашлялся. — Наверно, я плохой врач, но, поверьте, честный.

— Вы по-прежнему утверждаете, что направили Игнатова на ВТЭК по врачебной ошибке?

— Да.

— Мне бы очень хотелось верить в вашу честность, Геннадий Сергеевич.

— Что вам мешает?

— При нашей первой встрече я просила вас рассказать все, что вы знаете об Игнатове. Вы рассказали не все.

— Например?

— Более того, ввели следствие в заблуждение, утверждая, что Игнатов репетиторствовал и что деньги на мебель в сумме четырех тысяч рублей одолжили ему вы.

— Действительно так. Я одолжил Игнатову четыре тысячи рублей. Что касается репетиторства, то я не утверждал, а предполагал.

Шталь продолжал упорствовать. Когда Хмелев наводил о нем справки, всесведущие соседи сказали, что после смерти отца Шталь получил большое наследство и переоборудовал квартиру. Это было преувеличением. Он переоборудовал только прихожую, заказав встроенную и мягкую мебель. Тогда он и снял со сберегательной книжки четыре тысячи рублей. У нас была копия счета с фабрики нестандартной мебели на три тысячи шестьсот три рубля. Но Миронова не торопилась предъявлять ее Шталю.

— Геннадий Сергеевич, почему вы не сказали о поездках в Архангельскую область? — спросила она.

Ожидаемого эффекта не последовало. Шталь пожал плечами.

— Вы не спрашивали.

Господи, его ничем не проймешь, подумал я.

— Вас же просили рассказать все, — не выдержал я.

— Ни вы, ни Ксения Владимировна не задавали вопроса об Архангельске. Разве не так? Я помню, что просил вас построить нашу беседу на вопросах и ответах.

— А я помню, что и Ксения Владимировна, и я спрашивали вас о том, каким образом Игнатов зарабатывал деньги. Вы сделали вид, что ничего не ведаете, и сослались на мифическое репетиторство. Где же ваша честность, Геннадий Сергеевич?

Шталь молчал.

— Могу вас заверить, что мы независимо от ваших показаний узнаем все. — Миронова протянула Шталю копию счета с фабрики.

Ничего не изменилось в его лице.

— Вы проверяете меня, — с печалью и упреком сказал он, возвращая счет. — Напрасно. Это не доказательство того, что я денег не одалживал Игнатову.

Мы ожидали иной реакции. Но Миронова быстро нашлась.

— Это и не, столь важно. Важно другое — почему вы говорите неправду? Начиная с инвалидности Игнатова…

Шталь перебил ее:

— Даю вам честное слово, я был уверен в диагнозе.

— Хорошо. Вы не усомнились в нем, увидев Игнатова на лесозаготовках?

— Он же не сам заготавливал лес. Он руководил.

— Значит, он не переутомлялся. Он что, для видимости вызывал вас, врача, к себе?

— Вы считаете, что меня можно приставить к кому-то личным врачом?

— Но Игнатов держал вас при себе на лесозаготовках три года подряд.

Самолюбие Шталя было задето. Как он ни старался, а скрыть это не удалось.

— Держал при себе! Сильно сказано. — Он покачал головой. — Вы, очевидно, свою работу основываете не только на фактах, но и домыслах.

— Каковы же факты?

— Что бы вы там ни думали, Игнатов был человеком скромным. Ему в голову не могло прийти держать врача для себя. Он вызывал меня для лесозаготовителей. Позвольте задать вам вопрос. Что вы собираетесь делать с заключением о состоянии здоровья Игнатова?

— В каком смысле?

— Хотелось бы знать, перешлете ли главному врачу поликлиники, во ВТЭК…

— Мы еще вернемся к этому. — Миронова взглянула на меня. Мы оговорили, что вопрос о Фалине задам я, неожиданно для Шталя.

— Геннадий Сергеевич, в каких вы отношениях с Фалиным?

— С кем?

— С Фалиным Леонардом Романовичем.

— Ни в каких.

— Вы знакомы с ним?

— Шапочное знакомство.

— При шапочном знакомстве пиво не пьют вместе. Где вы были второго числа в десять вечера?

— Я говорил вам, дома.

— Поставим вопрос иначе — с десяти до половины одиннадцатого вечера?

— Дома. У себя дома.

— Нет, Геннадий Сергеевич. У себя дома вы могли быть в лучшем случае в одиннадцать, а примерно в половине одиннадцатого вы, Маркелов и Фалин, повторяю, Фалин, находились в доме Игнатова.

— Можете доказать?