Сомнений не было в том, что до прихода в прокуратуру Шталь детально обсуждал вопросы, которые могут возникнуть на допросе, с Маркеловым, Стокроцким, Фалиным, а может быть, еще с кем-то хорошо разбирающимся в юриспруденции. Я не сомневался и в том, что мы также не услышим правды от Маркелова и Стокроцкого. Они будут держать круговую оборону. Признания от них не дождаться. Почему? Потому, что они виновны, если не прямо, то косвенно в смерти Игнатова? Но каким образом? «Можете доказать?» — спросил Шталь не случайно. Мы должны все, вплоть до мелочей, все доказывать. Он же может отрицать очевидную истину, менять показания, но сам ничего не должен доказывать. Это он хорошо усвоил.
— Можем, — сказала Миронова. — Проведем опознание.
Шталь пожал плечами, выражая безразличие. Но вряд ли ему что-то было безразлично. Он просто держался стойко.
Интересно, насколько его хватит, подумал я и сказал:
— У Фалина есть машина?
— Есть, — ответил Шталь.
— Какая?
Он точно спохватился.
— Не знаю.
— Геннадий Сергеевич, можно ли не знать, в какой машине вы приехали к Игнатову?!
Зазвонил телефон.
— Вас, — сказала Миронова, протягивая мне трубку.
Я услышал голос Самарина:
— Без тебя там управятся. Немедля возвращайся в управление.
Выходя из прокуратуры, я увидел Стокроцкого. Он тоже увидел меня и, приветливо улыбаясь, подошел ко мне.
— Как дела, Сергей Михайлович? — спросил он.
— Идут, — ответил я. — А у вас?
— Дела у вас. Что у нас может быть? Вот Ксения Владимировна вызвала. Вы уезжаете? Не будете присутствовать?
— К сожалению. Пройдите в здание. Что на улице мерзнуть.
— Дышу свежим воздухом. До назначенного времени десять минут.
Вряд ли он стоял на улице, чтобы дышать свежим воздухом. Какой воздух в центре города — на Новокузнецкой улице?! Он ждал Шталя. Но я ничего ему не сказал. Разумнее всего было бы остаться с ним. К сожалению, Самарин знал, сколько минут занимает проезд с Новокузнецкой до Петровки.
Я терялся в догадках. Что могло произойти? Зачем я понадобился Самарину?
Генерал был мрачен.
— Пока ты участвуешь в допросах, твоих свидетелей избивают до полусмерти, — сказал он. — Нелли Коробова в больнице.
Даже в самых смелых предположениях я не допускал такого.
— Работаете из рук вон плохо, без вдумчивости, кустарно, — продолжал Самарин. — Ты обязан был предусмотреть возможность нападения на девушку. Обязан был оградить ее от этого.
Я и без упреков Самарина чувствовал себя виноватым. А он все подливал и подливал масла в огонь. Я молча слушал генерала, но внутри у меня кипела злость против Фалина. Я не рассуждал. Фалин возник в моем сознании спонтанно, как только Самарин сообщил об избиении Нелли. Я слишком много о нем думал в последние дни.
— Отправляйся в институт Склифосовского. Носом землю ройте, но чтобы к вечеру виновники были задержаны. Ясно?
— Ясно, товарищ генерал.
Лицо Нелли было забинтовано. Правый глаз заплыл. Вокруг него начинал синеть кровоподтек. Губы распухли… У меня стучало в висках. Все во мне смешалось — жалость к ней, вина, злоба.
— Нелли, вы можете говорить?
Она хотела ответить, но губы не послушались ее. Наконец она произнесла:
— Они… изуродовали… меня.
— Нет, Нелли. Врач сказал, что следов не останется. Вы будете такой же красивой, как всегда.
Мой наигранный оптимизм не произвел на нее впечатления. Она уставилась в потолок.
— Вы знаете, почему на вас напали?
— …за вас.
— Из-за меня? Что они вам сказали?
— Не встречаться… вами… больше.
— Почему? Что они сказали?
— Отрежут… язык… за болтливость.
— Они упомянули какую-нибудь фамилию?
— Олега.
— Больше никакую?
— Нет. Сказали только… я не смела… называть друзей Олега… Никого.
— Сколько их было?
— Двое.
Собственно, об этом я знал, как и о приметах нападавших. Территориальное отделение милиции провело дознание на месте происшествия и уже разыскивало преступников.
— Почему они избили вас? За что?
— Послала… подальше. Сказала… мое дело… кем встречаться… говорить… Сволочи… изуродовали… — Нелли заплакала.
Я был потрясен ее мужеством. Она не испугалась двух подонков. Поэтому они кулаками вдалбливали ей, чего она не должна делать.
Подошел врач и коротко сказал:
— Достаточно.
— Нелли, все будет в порядке. Никаких следов не останется, — сказал я. — Вот доктор подтвердит. Правда, доктор?
— Конечно, конечно, — сказал тот.
— А этих мерзавцев мы из-под земли достанем. Я клянусь вам. Вы только ни о чем плохом не думайте, выздоравливайте.
— Придете… еще?
— Обязательно.
Почему она хотела, чтобы я пришел? Наперекор подонкам, которые запретили ей встречаться со мной?
— Родителям девушки сообщили? — спросил я врача.
— Она категорически против, — ответил он.
Из института Склифосовского я поехал в кассу Аэрофлота на улицу Огарева.
Была пересменка. Кузьмина деловито разговаривала с яркой блондинкой. Увидев меня, она заторопилась. Я понял, что совсем недавно, ну, может быть, два дня назад ее навещал Фалин. Я подождал, пока она оденется, и вышел следом за ней на улицу.
— У меня был Фалин вчера, — сказала она.
— С какой целью?
— Сообщить, что убили Игнатова.
— Вы сказали, что знаете об этом?