— Утром я так растерялся, что забыл сказать: похищенные из квартир документы лежат в пакете, приклеенном снизу к телевизору. Фалин требовал документы, но я ему дал только документы журналиста, его однофамильца. — Якушев погасил окурок. — Устал я.
Он не обмолвился об Игнатове. Случайности здесь не могло быть. Случайно можно сказать, но не умолчать. Он намеренно обошел в рассказе Игнатова, укрепив мою уверенность, что он знает об убийстве. Одно дело квартирные кражи, разбой, другое — убийство, тем более преднамеренное…
— Мы закончили, — сказал я.
Пока я беседовал с Якушевым, мои товарищи продолжали операцию захвата. Четырех соучастников Якушева привезли на Петровку одного за другим. Да, Фролову не позавидуешь, подумал я. Фролов был следователем Петровки, и ему поручили дела о квартирных кражах. Прозорливый Самарин велел отвести Фролову кабинет в МУРе. Генерал предвидел, что с момента арестов Фролову придется забыть о своем кабинете в Главном следственном управлении и сутками находиться в МУРе.
Перехватив в коридоре возбужденного Бестемьянова, я сообщил ему о тайнике с документами в квартире Якушева.
— Поехали. У нас есть еще время.
На очереди был арест Рудика — Рудакова с любовницей.
— Они сейчас в Театре Ленинского комсомола на премьере. Спектакль закончится через полтора часа.
Как-то странно это было слышать — вор на премьере. Театр и вор?..
Десять минут спустя мы поднимались в квартиру Якушева. Предупрежденный участковый уже ждал нас с понятыми. Волнуясь, он сказал:
— Печать нарушена.
Утром, уходя, мы опечатали квартиру. Кто-то нарушил целостность печати и попытался восстановить ее.
— Может, мальчишки? — сказал участковый.
Бестемьянов скептически поморщился.
Квартира Якушева была пустой. В ней не осталось ни одной вещи, которые мы видели утром, не считая мебели. На выгоревших обоях темнели прямоугольные следы от литографий. Видимо, их приняли за картины.
— Прочувствовал, что такое «обчистить квартиру»? — сказал Бестемьянов.
Закончив с формальностями, мы изъяли из тайника документы. Они принадлежали хозяевам квартир, в которых Якушев с приятелями совершил кражи.
— Ты уверен, что это дружки Якушева? — спросил я Бестемьянова в машине.
— На сто процентов. Ты, Сергей, моей клиентуры не знаешь. О времена, о нравы! Они воруют и друг у друга. «Кинуть» дружка им ничего не стоит, обычное дело.
— Здесь, по-моему, иное. Они, мне кажется, узнали об аресте Якушева.
— Конечно! Пришли, увидели, что квартира опечатана. У кого-то был ключ. Может быть, даже у Козявки…
На улицу Чехова, где расположен Театр имени Ленинского комсомола, мы приехали за пятнадцать минут до окончания спектакля. Вчетвером мы сидели в одной машине на противоположной от театра стороне улицы, наискосок от него. Во второй «Волге», занявшей место рядом с булочной, в десяти метрах от театра, находился только водитель Горелов. Мы предполагали, что Рудик поедет с любовницей домой на Новослободскую и, следовательно, ему понадобится машина.
Спектакль закончился. Из театра повалил народ.
— Вот они! — сказал Бестемьянов.
Рудик под руку вел девушку в короткой меховой шубке по скользкому тротуару. Неожиданно для нас они стали переходить улицу.
— О, черт! Придется Мише разворачиваться, — сказал Бестемьянов.
— А если они идут в ресторан ВТО?
В двух шагах от улицы Чехова находился не только ресторан ВТО, но и «Минск», «Баку».
Девушка что-то сказала Рудику, и, к нашей радости, они вернулись назад.
— Может, здесь будем брать? — сказал Бестемьянов.
— Нет, — сказал я.
Толпа у театра растекалась по улице. Устраивать спектакль не хотелось. Для зрителей достаточно было одного, настоящего. Да и куда лучше, когда люди делятся со своими близкими впечатлениями о премьере, чем об аресте.
— Голосуй же, сукин ты сын! — Бестемьянов ерзал от нетерпения.
Словно по команде, Рудик поднял руку, завидев первую же машину, повернувшую у светофора на улицу Чехова.
— Горелов, пошел! Он голосует. Стоит у обочины. Девушка в короткой рыжей шубе держит его под руку. Выключи рацию. — Бестемьянов выпалил все это, казалось, в одну секунду.
Горелов опередил машину, повернувшую на улицу Чехова, и остановился рядом с Рудиком…
Мы нагнали их на перекрестке с Садовым кольцом, обошли и на Новослободской свернули в переулок к дому Рудика. Когда Горелов привез его с девицей, мы уже стояли наготове в подъезде.
— Как спектакль, Рудик? — сказал Бестемьянов, направив на него дуло пистолета.
Девица вскрикнула. Но Рудик не потерял самообладания.
— По-моему, спектакль только начинается. — Он резко вскинул ногу, чтобы выбить пистолет из руки Бестемьянова, но промахнулся. Бестемьянов был начеку.
— Не дури, Рудик.
Рудик принял позу каратиста.
— Не возьмете! У меня черный пояс.
— Не дури, тебе говорят, — спокойно сказал Бестемьянов. — Посмотри на нас. Мы тебе переломаем кости. Давай по-мирному. Тебе же лучше.
— Рудик, не надо, умоляю! — запричитала девица.