Затонувший лес

Мер подошла ближе и вгляделась в начальника стражи. Тот по-прежнему не двигался, застыв как статуя, а на его лице читалась неутолимая жадность. Мер охватила буря чувств.

– Это взаправду?

– Вряд ли, – ответила Ифанна. – Если только Источник не отправил меня назад во времени.

Мер жестом обвела кабинет:

– Это было на самом деле. Здесь ты рассказала солдатам, где меня искать.

– Да, – подтвердила Ифанна.

– Вот почему ты меня выдала.

Ифанна присела на краешек стола. Такой утомленной Мер ни разу ее не видела.

– Стража захватила груз каретников. Не золото и не серебро, а людей, которых везли в город. – Она подняла отстраненный взгляд на стену. – Почти тридцать человек. Стража их арестовала и объявила шпионами. Разумеется, облыжно. Им просто нужны были узники – отправить на работы, куда никого не загнать: каменоломни, прочий тяжелый труд. Среди пленников оказался один фальшивомонетчик. Самый лучший, мы переманили его из южных городов. Потерять его… значило сильно уступить остальным гильдиям. Обращаться за помощью к матери времени не было. Вот я и предложила начальнику стражи единственное, от чего он не мог отказаться. – Она понурила голову и за две минуты словно бы постарела на два года.

– Предложила ему меня, – подсказала Мер. Ее гнев испарился, сменившись усталостью. – Вот почему ты указала страже, где меня найти.

– Да. – У Ифанны дернулась щека. – Я надеялась, ты спасешься. Знала, что убьешь солдат, если понадобится. Прости, что из-за меня была в бегах. Прости, что ты чувствовала себя преданной. Но мать права: если я хочу возглавить гильдию, то все должны видеть, что я поступаю в общих интересах… а не только в своих. Вот я обменяла одну жизнь на тридцать. Только на такой обмен стража согласилась.

– Почему ты мне не сказала? – спросила Мер.

– Зачем?! – выпалила Ифанна. – Я предпочла их тебе. Понимала: если стану во главе гильдии, так придется поступать снова и снова. – Она посмотрела Мер в глаза. – Но мне и первый раз было тошно, вот я и дала тебе убежать. Потом еще всех в гильдии предупредила: если кто-то продаст сведения о тебе князю, я того лично утоплю.

Все это время Мер гадала, что заставило Ифанну предать ее. Мать ли уговорила или она не устояла перед искушением золотом. Однако правда заключалась в том, что Ифанна предпочла гильдию. Выбрала жизнь воровки, а не дружбу с Мер.

Горькая правда. Но как же Мер требовалось ее услышать.

– Если бы ты мне сказала…

– Времени не было, – ответила Ифанна. – Да и стала бы ты рисковать свободой ради тридцати незнакомых человек?

Мер не знала.

– Ошибаешься, – тихо выдохнула она. – Я была не единственным ценным предметом торга. Ты могла предложить себя саму.

Ифанна дернулась, будто ее обожгли. Но не успела ответить – Мер прижала пальцы к ее рту и мысленно обратилась к легким, приказывая им исторгнуть заколдованную воду.

Мер вынырнула из сна. Она вернулась в рощу, где Ифанна перекатилась набок, отплевываясь и изрыгая воду. Ее тело сотрясалось от кашля, но присматривать за ней было некогда: тонуло еще двое. Мер поспешила к Грифу, который сидел, привалившись к дереву и безвольно уронив руки. Мер накрыла ладонью обросшее колючей щетиной лицо. Еще никогда она настолько не приближалась к Грифу и потому ощущала неловкость, колдуя над его легкими и выкачивая из них воду. Она надеялась, что гвинедца получится спасти, не видя, что он натворил в прошлом. Возможно, если отдернуть в последний момент руку…

Неожиданно Мер оказалась в доме.

Мер сразу вспомнила дом, где родилась: скромный, теплый и любимый. Это жилище тоже было небольшим, с земляным полом; на послеполуденном ветру колыхались залатанные оконные занавески. Старый стол со стульями, кресло-качалка в углу.

В кресле, держа спеленатый узел, сидел Гриф. В ладони он сжимал крохотную ручонку младенца и, склонив голову, что-то шептал одними губами, как будто молился.

Мер растерянно вздрогнула. Ей было неловко даже лица Грифа касаться, а уж лезть сюда… Это чересчур. Одно дело увидеть воспоминания Ифанны, с которой они когда-то были как сестры, но воспоминания Грифа… Мер захотелось покинуть это место. Она развернулась, собираясь уйти, и за отдернутым матерчатым пологом увидела спальню.

В животе у нее все сжалось. Кто-то лежал на кровати. Под саваном. На белое полотно, жужжа, села муха.

Мер с трудом проглотила вставший в пересохшем горле ком. Обернулась на Грифа: его лицо было маской горя, в глазах стояла ужасная пустота. Он уже выплакал слезы и не мог больше рыдать.

Ребенок у него на руках не двигался.

Мер заставила себя дышать ртом. Она и прежде слышала запах смерти, помнила тошнотворную вонь разложения. Это был кошмар Грифа, худшее из его воспоминаний: любимый дом и в нем тела родных.

– Как они умерли? – осторожно спросила она. – От хвори?

Гриф поднял голову, и в этот момент будто разверзлась бездна его горя. Нетвердым голосом он произнес:

– Они выпили из отравленного колодца.

На несколько мгновений Мер показалось, что это она тонет.