Служанка дважды моргнула, затем указала в сторону гостиной. Бежать Ифанна уже не могла – бока болели – и просто пошла быстрым шагом.
Алдит сидела за столом, держа перо над пергаментом. При виде дочери она высоко вскинула золотистые брови:
– Ифанна? Я слышала, что ты бежала из темницы. Где тебя…
Не останавливаясь и не отвечая, Ифанна сгребла ее в объятия.
Когда явился чудовищный кабан, когда катились по земле горшки с порохом, Ифанна только и думала о том, что больше не увидит мать. Но выжить удалось, и если действовать без промедления, то удастся, наверное, и провернуть величайшее ограбление в жизни.
Выкрасть из города всех его жителей.
– Некогда объяснять, – отстранившись, сказала Ифанна. – Просто поверь. Еще несколько часов – и город окажется под водой. Старый шпион князя разрушил магию, оберегавшую Гвелод.
– Ренфру? – удивленно воскликнула Алдит. – Он же вроде бежал из города?
– Вернулся, да еще Мер привел. Но теперь он мертв. На этом все, обещаю, потом расскажу подробнее. Особенно про то, что нельзя таскать с собой слишком много книг – могут убить водяные лошади. Кстати, книги не бери. Брось их. Важны только люди.
Взгляд Алдит устремился к окну. Ифанна тоже посмотрела на океан, увидела тонкую струйку дыма над островом вдалеке. Но главное – заметила, как отступает вода. Вроде как отлив, только очень необычный.
Алдит шумно вздохнула:
– Я соберу слуг. А ты, ты скажи, чтобы разослали пташек. – Она разорвала лист пергамента на клочки и торопливо нацарапала на них короткие послания. – Отнеси это вестникам. Постараемся убрать наших людей подальше от берега.
– Или вели им просто садиться в лодки и скорее уплывать, – посоветовала Ифанна.
– Неплохой план. – Алдит кивнула и начертала еще записку.
Ифанна сгребла послания и, уже уходя, обернулась:
– Золото брать нельзя. Деньги, сокровища – все это нас замедлит.
Лицо Алдит сделалось суровым, взгляд ожесточился:
– Хотя бы доля необходима. Не то люди умрут с голоду…
– Нет, – возразила Ифанна. – Некогда собираться. Надо немедленно выводить людей. Всех: больных, стариков, детей – не имеет значения. Попрошаек на улицах, карманников, у которых нет нашей метки… Забираем всех. – В горле страшно пересохло, и она сглотнула с большим трудом. – Я ни одну жизнь на золото не променяю.
Алдит посмотрела на дочь с прищуром.
– Сделаем все так – и потеряем положение, – предупредила она. – Гильдии не станет. Жизнь, которую ты все это время налаживала… пропадет.
Ифанна это знала. Знала с тех самых пор, как они въехали в город, как она увидела попрошаек и беженцев у стен Кайр-Витно. Дворяне не станут помогать им; князю на них тоже плевать. О них позаботится Ифанна. Это не было искуплением; в такие вещи, как чувство вины, она не верила и не позволяла изводить себя прошлым ошибкам.
Зато ясно помнила осознание: как покойно было бы на душе, если бы она сдалась сама, а не сдала страже Мер.
Нет, Ифанна не стремилась искупить вину. Просто хотела поступить по совести.
– Так тому и быть, – сказала она. – Стану карманницей в каком-нибудь южном городе. Как-нибудь добуду еду, прокормимся. Построю гильдию с самого основания. Но мы никем не пожертвуем. Никто не будет брошен только потому, что нам понадобилась лошадь для вьюков с серебром. – Она хотела улыбнуться, но получилась гримаса, похожая на оскал. – Так всем в гильдии и передай.
Алдит откинулась на спинку кресла. Ифанна была готова к вспышке гнева, призывам к холодному здравомыслию, которое помогало самой Алдит управлять ворами этого города. Однако лицо матери неожиданно смягчилось:
– Что ж, похоже, ты наконец готова возглавить наших людей.
Глава 25
ПЕРВЫЙ РАЗ ФЕЙН подрался в девять лет.
Ссора вышла с соседом постарше на год или два. Долговязый и нескладный, он не следил за языком: сказал что-то скверное о родных Фейна, и тот, как всякий мальчишка, в долгу не остался. Сам заметить не успел, как они с обидчиком уже катались, сцепившись, на раскисшей дороге.
Битва выдалась не то чтобы славная; пришла мама и, разняв драчунов, за руку оттащила Фейна в сторонку. Глаза ему щипало от грязи, щека саднила, но он все же выдавил:
– Зачем ты мне помешала?
– Он возил тебя лицом по земле, милый, – ответила мама.
– Я бы его одолел, – угрюмо возразил Фейн.
Мама рассмеялась – а смех у нее был веселый и заразительный, – опустилась перед Фейном на корточки и рукавом утерла грязь с его лица.
– Не одолел бы.
– Ты расскажешь папе, что я дрался? – Фейна расстраивало даже не то, что мама не верила в его победу, а то, что она смеялась. Папа же драк не терпел; в юности он отказался вступать в армию кантрефа, даже когда все его братья ушли на войну.
– Думаю, ты сам должен сказать, – ответила мама. – А можно спросить, из-за чего вы подрались?
Фейн зло засопел:
– Он сказал, что Гетин, наверное, подменыш, раз он такой тихий.
– Понимаю, – мягко улыбнулась мама, – ты заступился за брата, но, может быть, в следующий раз просто пройдешь мимо? Не стоит драться из-за всякого обидного слова.
– А когда стоит? – Фейн нахмурил брови.
Нежными пальцами мама убрала грязную челку у него с глаз.