За завтраком старик рассказал о себе. Звали его Маршалл, когда-то он работал в Центральном Контроле Времени. Он пережил и восстание, и репрессии Полиции Времени. Десять лет назад он вернулся в город. Раз в месяц ходит в один из пригородов за пенсией и продуктами. В основном занимается тем, что ищет и заводит исправные часы и пытается отремонтировать сломанные.
— Время не пошло им на пользу… непогода и все такое… С электрическими я вообще ничего не могу поделать.
Конрад был очарован. Новая жизнь властно манила его. Он казался себе человеком, который поставил на карту все и теперь ждет решения судьбы.
— А откуда вы знаете, что они показывают правильное время?
Маршалл пожал плечами.
— Этого я не знаю. Абсолютно точных часов не существует, только сломанные дважды в сутки показывают абсолютно точное время…
Конрад подошел к окну. В просвете между зданиями он увидел главные часы.
— А если запустить большие часы, а от них все остальные?
— Невозможно — все взорвано, только колокола уцелели. Чтобы запустить их, нужна куча специалистов.
Три месяца пролетело в пеших походах по кругу. Таская на себе лестницу и полный ранец ключей и инструментов, Конрад помогал старику в его бесконечных трудах. Они заводили часы, снимали те, которые еще можно было починить, развешивали их по местам. И так изо дня в день, а порой и по ночам.
Но более всего Конрада интересовали часы на башне.
Помещение, в котором находился механизм, напоминало машинное отделение затонувшего судна. Искореженные взрывом моторы и шестерни со всей определенностью говорили, что часы остановились навсегда.
С верхней площадки — туда Конрад поднимался каждый день — были видны лишь плоские крыши уходящего за горизонт города.
Перед ним в своих гнездах в мертвом оцепенении лежали длинные ряды молоточков. Однажды он пнул защелку дискантового молотка, и над площадью затрепетал чарующий звук.
Понемногу он стал налаживать механизм. Скреплял проволокой молоточки, натянул новые тросы, перетащил из машинного зала уцелевшие лебедки, отрегулировал защелки.
Работали они с Маршаллом молча, исступленно, словно подчиняясь некоему инстинкту, и даже не задумывались, чего ради. И когда Конрад сказал, что хочет уйти и заняться другим районом, Маршалл не стал его уговаривать, поделился инструментом и тепло попрощался.
Через шесть месяцев над городом поплыл звон колоколов большой башни. Они звонили часы, получасы и четверти.
В тридцати милях от башни, по периметру большого города, люди останавливались на улицах и прислушивались к гулкому эху, невольно считая размеренные удары. Старики перешептывались; «Четыре или пять? Надо же, опять пошли!» Они взволнованно слушали голос своего детства, напоминающий о временах порядка и точности.
Таймеры начали ставить по бою часов.
Перед сном люди прислушивались к мелодичному полночному перезвону. Просыпаясь, они снова слышали его в прозрачном утреннем воздухе.
А некоторые спрашивали у полицейских, нельзя ли получить свои часы обратно?
Двадцать за убийство Стеси и пять за четырнадцать нарушений законов о времени — таков был приговор, хотя общий срок по принципу поглощения не превышал двадцати лет.
От последнего слова Конрад отказался. Приговор его не удивил. Он и не пытался защищаться от обвинения в убийстве. Он чувствовал косвенную вину за происшедшее, а кроме того, хотел выгородить Маршалла, чтобы тот работал без помех.
Изломанное тело Стеси — он явно упал с большой высоты — было найдено на заднем сиденье автомобиля, спрятанного в подземном гараже неподалеку от площади. Видимо, он как-то помешал Маршаллу, и тот расправился с полицейским. Конрад припоминал, как однажды старик вдруг пропал на целый день, а потом всю неделю был угрюм и молчалив.
В последний раз Конрад видел его за три дня до ареста: он, как всегда по утрам, проходил через площадь, чтобы приветственно помахать башне рукой.
Конрада перевели в корпус, где сидели осужденные на длительные сроки. Проходя мимо своей новой камеры к начальнику тюрьмы, он заметил, что окно выходит во двор, похожий на колодец. Вытянувшись перед начальником и почти не слушая его поучений, Конрад отчаянно пытался придумать хоть что-нибудь и удивлялся, как разум еще не покинул его. Кроме счета секунд — 86400 каждый день — ему ничего не приходило в голову.
В камере он вяло опустился на узкую кровать. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в полной бесполезности окна.
Он слишком устал. Не было даже сил распаковать небольшой узелок с личными вещами. Лег, вытянулся, взглянул на потолок. В центре его, в небольшом углублении, светилась лампочка. К своему удивлению, он увидел еще одну: над головой из стены торчал защитный плафон.
«Ночник, что ли, — подумал он, — а где выключатель?»
Конрад нехотя встал, посмотрел и вдруг подскочил от удивления — часы!! Присмотрелся — без тринадцати пять.
«Так сейчас и должно быть! Значит, они исправны, они ходят! Может, это злая шутка или какая-то ошибка?»
На стук к двери подошел надзиратель.
— Чего шумишь? Часы? Что с ними?
Он отпер камеру и вошел, оттолкнув Конрада.