Затонувший мир

Одевшись, они отправились в буфет перекусить и, усевшись на стулья, подискутировали, как именовать непривычный для них, пятый по счету, прием пищи. Авери предложил название «серединник», Морли — «нынешник».

Так и не определившись с названием, они прошли в неврологическую операционную и затратили около двух часов на просмотр фильма о сеансах гипноза, проведенных в последние три недели.

Когда они, обсудив фильм, сошли вниз, в спортзал, ночь почти кончилась. Они, как и прежде, чувствовали себя спокойно и бодро. Горелл шел впереди и поддразнивал Лэнга, вспоминая некоторые фрагменты фильма и имитируя его поведение в гипнотическом состоянии.

— Глаза открыты, рот открыт, — комментировал он, умышленно натыкаясь на Лэнга, который едва успел отскочить в сторону. — Погляди-ка на себя. Даже сейчас с тобой творится все то же. Поверь мне, Лэнг, ты совсем не бодрствуешь, ты находишься в трансе. — Он обратился за поддержкой к Морли: — Я прав, доктор?

Морли подавился зевком:

— Ну, если вы сами нарываетесь, скажу: два сапога — пара.

Он шел за ними по коридору, изо всех сил стараясь не заснуть на ходу; он ощущал себя так, словно не эта троица, а он не спал три последние недели.

По распоряжению Нейла все освещение в коридорах и на лестницах было включено. Двое санитаров, опекавших группу, отвечали за то, чтобы все окна были плотно зашторены, а двери закрыты. В помещениях не было ни одной затененной ниши или другого места для тени.

Требуя этого, Нейл тем самым признавал, что сохраняется возможность возникновения рефлекторной ассоциации между темнотой и сном:

— Этого нельзя исключать. У большинства организмов, кроме простейших, такие ассоциации настолько сильны, что становятся рефлексом. Млекопитающие с их высокоорганизованной нервной системой приобретают в ходе существования зависимость от смены дня и ночи. Эта зависимость индивидуальна для каждого существа из-за различной способности запоминать и систематизировать информацию. Но поместите их во тьму, лишите кору головного мозга потока визуальных данных — и они будут парализованы. Сон — защитный рефлекс. Он снижает скорость обмена веществ, создает условия для накопления энергии, повышает способность адаптации организма к изменяющимся условиям жизни.

На лестничной площадке в центре пролета находилось большое, закрытое шторой окно, выходящее в парк, окружающий клинику. Проходя мимо этого окна, Горелл замедлил шаг, затем приблизился к нему и отстегнул задвижку шторы.

Все еще сдерживая завесу, он посмотрел на Морли, который наблюдал за ним с верхней лестничной площадки.

— Вето, доктор? — спросил он.

Морли по очереди осмотрел каждого из подопытной троицы.

Горелл выглядел спокойно и бесстрастно, очевидно, он просто забавлялся, и ничего больше. Лэнг присел на перила и следил за происходящим с любопытством, которое пытался спрятать за маской безразличия. Один Авери выглядел несколько возбужденно, его подвижное лицо было напряжено и побледнело. В голове Морли запрыгали беспорядочные и не вполне уместные мысли: тень в четыре утра; они будут вынуждены бриться два раза в сутки; почему отсутствует Нейл? Ведь он же знал, что они бросятся к окну при первой возможности.

Увидев, что Лэнг насмешливо ухмыляется, рассматривая его, он пожал плечами, пытаясь не выдать свою растерянность.

— Пожалуйста, сколько хотите. Нейл ведь сказал, что освещение отключено.

Горелл отдернул в сторону штору, и все они прильнули к окну, всматриваясь в ночную тьму. Серебристые в падающем из окна свете газоны тянулись к лесу и терялись из виду. Милях в двух слева вспыхивала и звала к себе неоновая реклама.

Ни Горелл, ни Лэнг не ощутили волнения, и уже через короткое время их интерес к окну начал исчезать. Авери почувствовал, как сжалось сердце, но сумел побороть тревогу. Он окинул взглядом темноту — небо было ясным, без единого облачка, и среди мириадов звезд хорошо был виден призрачный Млечный Путь. Он молча глядел на него, пока ночной ветер осушал выступивший на его лице и шее пот.

Морли тоже подошел к окну и присел на подоконник рядом с Авери. Краешком глаза следил за любым проявлением моторного тремора — нервный тик века, учащение дыхания или какое-нибудь другое проявление рефлекса. Он вспомнил слова Нейла о том, что человеческий сон — почти всегда бессознательный акт, вызываемый рефлексом, который, в свою очередь, обусловлен привычкой. Однако, после того как они отсекли нервные узлы гипоталамуса, регулирующие поступление информации, сонливость вообще не должна проявляться. Тем не менее, это еще не доказывает, что рефлекс не проявит себя каким-либо другим способом. Но рано или поздно они все равно должны рискнуть разрешить им посмотреть на «темную сторону жизни».

Морли все еще думал об этом, когда кто-то тронул его за плечо.

— Доктор, — услышал он голос Лэнга. — Доктор Морли.

Встрепенувшись, он взял себя в руки. У окна кроме него никого не было. Горелл и Авери ждали уже в центре следующего пролета.

— Что-то произошло? — резко спросил Морли.