Затонувший мир

В полночь в ярко освещенном спортивном зале Авери и Горелл играли в настольный теннис. Они были достойными противниками и переправляли шарик друг другу легко и непринужденно. Оба ощущали избыток сил и энергии; Авери немного вспотел, но это было вызвано излучением ярко горящих ламп на потолке, которые согласно программе эксперимента поддерживали иллюзию солнечного дня. Авери — самый старший из трех добровольцев, высокий, хладнокровный, с замкнутым выражением лица, — играл молча, никак не реагируя на реплики Горелла и экономя силы перед предстоящим испытанием. Он знал, что не должен устать, но по мере продолжения игры все придирчивее контролировал ритм дыхания и мышечный тонус, то и дело посматривая на часы.

Горелл, самодовольный, импульсивный человек, тоже был несколько скован. Перед подачами он мельком осматривал изогнутые, как в ангаре, стены зала, полированный пол, закрытые световые люки под потолком. Изредка он непроизвольно касался пальцем округлого шрама на затылке.

В самом центре зала, около проигрывателя, стояли пара кресел и тахта — здесь Лэнг играл в шахматы с дежурившим этой ночью Морли. Лэнг сидел, низко склонившись над доской. Агрессивный по характеру, с волосами жесткими, как проволока, острым носом и резко очерченным ртом, он внимательно оценивал каждый ход противника. С тех пор как четыре месяца назад Лэнг поступил в клинику, он постоянно проигрывал Морли, но в последнее время они играли примерно в одну силу, разве что Морли был чуть выдержаннее. Однако сегодня вечером Лэнг применил новую гамбитную систему, позволившую ему быстро завершить развитие своих фигур, и теперь он громил оборону противника. Его мозг просчитывал варианты быстро и четко, отрешившись от всего, кроме позиции на доске, хотя лишь этим утром Лэнг избавился от побочных действий гипноза, в дурмане которого он и оба его товарища, словно экспонаты музея восковых фигур, находились предыдущие три недели.

За спиной Лэнга вдоль зала размещались лаборатории, в которых бодрствовала контрольная бригада. Через плечо он видел лицо человека, наблюдающего за ним через круглое окошко в одной из дверей. Там, готовые к действию, находились группы санитаров, интернов[28] и каталки. Там же находилась дверь в маленькую палату на три койки. Через секунду лицо исчезло. Лэнг усмехнулся, так как знал, какое совершенное оборудование применялось для контроля за ними. Свое участие в эксперименте он считал большой удачей и ни на миг не сомневался в успехе. Нейл заверил его, что в самом крайнем случае внезапное накопление токсинов в крови может привести к непродолжительному оцепенению, но сам мозг останется нетронутым.

— Нервная ткань никогда не устает, Роберт, — не уставал твердить ему Нейл. — Мозг не может утомиться.

Пока Лэнг ждал ответного хода Морли, он проверил время по настенным часам — двенадцать двадцать. Морли зевнул, его лицо, обтянутое какой-то бесцветной кожей, было напряженным. Он обмяк в кресле, как бесформенный мешок, упираясь в подбородок одной рукой, и выглядел серым и усталым. Лэнг принялся раздумывать о том, какими хилыми и убогими будут казаться ему те, кто не может не засыпать каждый вечер, когда их мозг уступает тяжести скопившихся токсинов и их сознание становится дряблым, словно изношенным. Внезапно он подумал о том, что и сам Нейл тоже спит. Он точно наяву представил себе Нейла, сжавшегося в жалкий комочек на измятой постели двумя этажами выше, — содержание сахара в крови низкое, сознание блуждает в сновидениях.

Лэнга развеселило это ощущение превосходства, а Морли тем временем взял назад ход ладьей, который только что сделал.

— Ничего не вижу. Что я делаю?

Лэнг рассмеялся:

— А вот я только что осознал, что не сплю.

Морли улыбнулся:

— Отметим это как лучший афоризм недели.

Он передвинул ладью, выпрямился и посмотрел на теннисистов. Горелл провел удачную атаку — и Авери побежал за шариком.

— С ними вроде бы все в порядке. А как ты?

— Лучше не бывает, — отозвался Лэнг. Он быстро оценил положение на доске и сделал ход прежде, чем Морли успел расслабиться.

Обычно их партии завершались в глубоком эндшпиле, но сегодня Морли вынужден был сдаться уже на двадцатом ходу.

— Молодец, — сказал он поощрительно. — Скоро ты будешь играть на равных с самим Нейлом. Еще одну партию?

— Нет. Я все же устал. Кажется, это грозит стать проблемой.

— Это временно. Постепенно ты научишься сохранять форму.

Лэнг достал с полки один из альбомов Баха. Он выбрал «Бранденбургский концерт» и включил проигрыватель. Когда послышались низкие, густые звуки органа, он откинулся назад, наслаждаясь музыкой.

Морли подумал: «Абсурд. Как смог он так быстро вырасти? Ведь всего три недели назад он играл много хуже меня».

Оставшиеся часы промелькнули незаметно. В час тридцать они прошли в лабораторию, где Морли и один из интернов бегло осмотрели всех троих: пульс, быстрота реакции, выделения.