В тот раз я так и не понял, что же представляет собой Леонора Шанель. Дочь одного из ведущих финансистов в мире наследовала и ему, и своему супругу — монакскому графу Луи Шанелю. Загадочные обстоятельства его смерти, точнее самоубийства, согласно официальной версии, сделали Леонору предметом множества газетных сплетен. Скрываясь от журналистов, она разъезжала по всему свету, ненадолго задерживаясь в своих многочисленных имениях — тенистая вилла в Танжере сменялась альпийским домиком в снегах над Понтрезино, Палм-Спрингс — Севильей и Микенами…
В этом добровольном изгнании она была почти недосягаема для газетчиков. Лишь изредка в журналах попадались ее фотографии: мадам Шанель с герцогиней Альба посещают католический приют в Испании; мадам Шанель с Сорейей принимают солнечные ванны на вилле Дали в Порт-Льигате; мадам Шанель блистает в самом избранном обществе на фоне волн в Коста-Брава. А потом она снова скрывалась из виду.
Но это изысканное затворничество не могло придать ей ореола этакой Греты Гарбо, потому что за ней все эти годы тянулась тень подозрения. Смерть ее мужа казалась необъяснимой. Граф был занят самим собой, пилотированием своего самолета, время от времени посещал археологические раскопки на Пелопоннесе; его любовница — молодая красавица-ливанка — считалась одной из лучших в мире исполнительниц Баха. Зачем было этому спокойному и добродушному эгоисту кончать с собой, так и осталось загадкой. Единственное многообещающее свидетельство — не дописанный графом поясной портрет Леоноры — по странной случайности погибло перед самым процессом. Возможно, портрет передавал такие черты характера модели, которые она предпочитала скрывать…
Неделю спустя, накануне праздника, я подъезжал к владениям Леоноры. Я уже понимал, почему ее капризный выбор пал на это занесенное песками местечко в Западной Лагуне, с его летаргией, знойным томлением и зыбкими перспективами. Поющие статуи на пляже совсем одичали, их пение сорвалось на визг, когда я пронесся мимо них по пустынной дороге. Поверхность озера казалась гигантским радужным зеркалом, отражающим багрец и киноварь береговых дюн. Три планера бесшумно летели надо мной, по песку скользили пурпурные тени.
Мы вступили в пылающий мир. В полумиле от нас уже виднелись причудливые очертания летнего дома, трепетавшие в окрашенном воздухе, словно он готов был в любую секунду переместиться невесть куда во времени и пространстве.
Позади дома, в тусклом мареве, угадывались крутые откосы широкого плато. Я остро позавидовал Нолану с Мануэлем: здешние воздушные течения не чета нашим у Коралла D!
Только когда я подъехал вплотную, дымка рассеялась, и я увидел тучи. Они вйсели в сотне футов над вершиной плато, напоминая перекрученные подушки измученною бессонницей титана. Они клубились и кипели на глазах, от них отделялись куски, проваливались или взлетали вверх, как клочья пара над кипящим котлом… Попасть в такое варево на планере страшнее, чем на шлюпке в водоворот: за считанные секунды машину может выбросить на тысячи футов вверх.
Эти вихревые драконы, шевелясь и сталкиваясь, проплывали над виллой, уносились от озера в пустыню и там таяли, пожираемые жарким воздухом.
Въезжая в ворота, я чуть не столкнулся с грузовиком, набитым звукосветовой аппаратурой. Не меньше десятка слуг расставляли на веранде золоченые стулья и разворачивали навес. Беатриса Лафферти подошла ко мне, переступая через разбросанные кабели.
— Майор Паркер, вот ваши облака.
— Облака, мадемуазель Беатриса? Это хищники, крылатые хищники. Мы занимаемся, простите, резьбой по облакам, а не укрощением драконов!
— Не беспокойтесь. Ничего, кроме резьбы, от вас и не потребуется. — Ее глаза лукаво блеснули. — Я думаю, вы уже поняли, что призваны воплощать здесь только один образ?
— Саму мадам Шанель, разумеется?
Я взял ее под руку и повел по террасе, выходящей на озеро.
— А вам, по-моему, нравится подчеркивать такие вещи. Да, пусть себе богачи заказывают, что им нравится — хоть мрамор и золото, хоть облака и плазму. Что тут такого? Искусство портрета всегда нуждалось в меценатах.
— Господи, тише вы! — Беатриса посторонилась, пропуская лакея со стопкой скатертей. Когда он прошел, она все-таки договорила: — Заказать себе портрет в небесах из воздуха и солнца! Кое-кто сказал бы, что от этого тянет тщеславием… и еще худшими грехами…
— А именно? — поддразнил я. — Вы, надо сказать, очень таинственны!
Беатриса поглядела на меня отнюдь не секретарскими глазами.
— Это я вам скажу через месяц, когда закончится мой контракт. Ну, где же ваша команда?
— Вот они.
Я показал в небо, где три планера кружились над песчаной яхтой, вздымавшей клубы вишневой пыли. За спиной водителя сидела Леонора Шанель в золотистом брючном костюме из кожи аллигатора. Волосы ее скрывала черная соломенная шляпка, но не узнать ее эффектную фигуру и резкий профиль было невозможно.