Затонувший мир

Теперь я сознаю, какую дурную славу нажил я тогда в городе, но я был только рад предоставить местным старушенциям — рядом с Джейн любая женщина казалась старушенцией — новую пищу для сплетен. Во время Великого Застоя люди вообще не склонны были ни о чем беспокоиться, вот и я не особо задумывался над нашей связью. Когда мы сидели вместе на балконе прохладными светлыми вечерами или в ночном сумраке, когда я чувствовал рядом с собой ее тело, я вообще ни о чем не думал.

Как ни глупо это выглядит теперь, должен признаться, что единственным поводом для споров было то, что она жульничала в «и-го».

— Джейн, ты понимаешь, что мошеннически выиграла у меня более полутысячи долларов? И ты жульничаешь до сих пор! Даже сейчас.

Она с ехидцей улыбнулась.

— Разве? Ладно уж, когда-нибудь я дам тебе выиграть.

— Зачем тебе это? — настаивал я.

— Так интереснее, — просто ответила она. — Иначе игра была бы слишком скучна.

— Когда ты уедешь с Пурпурных Песков?

Она удивленно взглянула на меня.

— Зачем ты спрашиваешь? Мне кажется, я никогда не уеду отсюда.

— Не шути со мной, Джейн. Ты родом из иного мира.

— Я родом из Перу, — напомнила она.

— Но голос-то свой ты унаследовала не от отца. Любопытно было бы послушать пение твоей матери. Ее голос был лучше твоего?

— Она считала, что лучше. Однако отец нас обеих слышать не мог.

В тот вечер я видел Джейн в последний раз. Перед ее выступлением в «Казино» мы переоделись и с полчаса провели на балконе. Я слушал ее голос, заполнявший все вокруг переливчатыми звуками, как некая звуковая призма. И даже после ухода Джейн эта музыка оставалась со мной, слабым водоворотом крутясь вокруг ее пустого кресла.

Едва она ушла, меня почему-то неодолимо потянуло спать, и около полуночи, когда Джейн должна была выйти на сцену, я вышел, чтобы пройтись по набережной, и выпить где-нибудь кофе. Едва спустившись вниз, я услышал в своем магазине музыку.

Поначалу я решил, что забыл выключить какой-нибудь усилитель, однако голос, несущийся из магазина, был мне слишком хорошо знаком.

Жалюзи на витринах были прочно заперты. Я обошел дом вдоль задней стены и вошел внутрь через коридор из гаражного двора.

Свет был выключен, однако магазин был заполнен алмазным сиянием, баки на прилавке играли золотыми бликами, а на потолке плясали многоцветные сполохи.

Эту музыку я уже слышал. Но только в увертюре. Паучья Орхидея выросла чуть ли не втрое, высунулась из-под крышки бака, ее листья набухли и яростно дрожали.

Перед нею, запрокинув голову, стояла Джейн.

Почти ослепнув от сияния, я устремился к ней, рванул за руку, пытаясь оттолкнуть от орхидеи.

— Джейн! — заорал я, перекрывая музыку. — Пошли отсюда!

Она отбросила мою руку, и на дне ее глаз я увидел тень одержимости.

* * *

Когда подъехали Тони и Гарри, я сидел на ступеньках.

— Где Джейн? — спросил Гарри. — Уж не случилось ли с ней что? Мы ждали в «Казино»…

Они оба повернулись на звуки музыки.

— Черт возьми, что здесь происходит?

Больше я никогда ее не видел. Мы втроем обождали в квартире, а когда музыка стихла, спустились в темный магазин. Паучья Орхидея съежилась до обычных размеров. На следующий день она завяла.

Куда исчезла Джейн, я так и не узнал. Вскоре Великий Застой закончился и началось освоение Великих Правительственных Программ. Механизм снова завели, и всем нам стало не до жалости к нескольким растоптанным цветочкам. Гарри рассказывал, будто Джейн видели на пути к Алому Пляжу, а недавно я слышал, что какая-то женщина, очень похожая на нее, поет в ночных клубах по эту сторону от Пернамбуку.

Поэтому предупреждаю: если кто-нибудь из вас содержит цветочно-музыкальный магазин и владеет Паучьей Орхидеей — опасайтесь женщины с золотой кожей и глазами-бронзовками. Не исключено, что она захочет сыграть с вами в «и-го». И, конечно, непременно будет жульничать.

Перевод В. Черных

Джеймс Боллард ЗВЕЗДНАЯ УЛИЦА, ПЯТАЯ ВИЛЛА

Тем летом я жил на Пурпурных Песках, и каждый вечер от пятой виллы по Звездной улице ветер приносил ко мне через песчаный пустырь безумные стихи моей прекрасной соседки: комки разноцветных перфолент носились по песку словно перекати-поле. Всю ночь они плясали, шелестели, увивая перила и балясины веранды и по утрам оплетали южную стену дома до тех пор, пока я не сметал их.

Однажды я уехал на три дня на Алый Пляж и, вернувшись, увидел, что вся веранда забита клубками разноцветных лент. Стоило мне открыть дверь в дом, как они ворвались в гостиную и мигом опутали всю мебель, словно усики какой-то необычайно длинной лианы. С неделю после этого я то здесь, то там натыкался на обрывки стихов.

Несколько раз меня допекало, и я тащился через дюны, собираясь поругаться или объясниться, однако никто так ни разу и не отозвался на мои звонки. Свою соседку я видел лишь однажды, в день ее приезда. Огромный открытый «кадиллак» промчал ее по Звездной улице, длинные волосы трепетали по ветру, как покров языческой богини. Она тут же исчезла, оставив лишь ускользающее воспоминание — мгновенный высверк загадочных глаз на белоснежном лице.