— Сегодня у меня первое выступление в клубе «Казино», — ответила она и добавила, что ее зовут Джейн Сирасилайдз и она певица оригинального жанра. Затем предложила: — Почему бы вам не прийти на мой концерт? — В глазах ее зажглись шаловливые искры. — Начало — в одиннадцать часов. Возможно, вам понравится.
На концерт я пришел. На следующий день Пурпурные Пески уже полнились слухами. Джейн стала сенсацией. После концерта триста зрителей клятвенно заверяли друг друга, будто слышали все, что угодно: от хоров ангельских под музыку небесных сфер до свинга. Сам я относился к этому гораздо спокойнее, возможно, потому, что мне приходилось слышать слишком много поющих растений. Однако теперь я знал, откуда взялся скат на моем балконе.
Тони Майлзу прислышался «Сен-Луи блюз» в исполнении Софи Тэйкер, а Гарри — Си-минорная месса Баха-отца. Оба они заявились в магазин и, пока я занимался цветами, изливали на меня свои впечатления.
— Восхитительно! — кричал Тони. — Как это у нее получается? Можешь сказать?
— Гейдельбергская партитура! — исходил восторгами Гарри. — Подлинная, грандиозная… — Он презрительно глянул на цветы. — Ты не мог бы их заткнуть? Они дьявольски галдят.
Шум и вправду был дьявольский, и я, пораскинув мозгами, вычислил причину. Паучья Орхидея совершенно разбушевалась и к тому времени, когда я сумел утихомирить ее, подав к корням соляной раствор, успела загубить растений на триста с лишним долларов.
— Вчерашний концерт в «Казино» — сущие пустяки в сравнении с тем, что она устроила тут, — поведал я. — «Кольцо Нибелунгов» в аранжировке Стэна Кентона. Орхидея моя просто свихнулась. Я уверен, что она хотела убить ее.
Гарри смотрел, как судорожно сотрясаются листья орхидеи.
— Похоже, она и в самом деле настроена весьма воинственно. Но зачем ей убивать Джейн?
— Не в буквальном, понятно, смысле. Голос Джейн, вероятно, обладает обертонами, раздражающими чашечку цветка орхидеи. Остальные растения реагировали по-другому. Когда она к ним прикасалась, они ворковали, словно голуби.
Вдруг Гарри радостно охнул.
В дверях ярким солнцем вспыхнула пышная пламенно-желтая юбка Джейн.
Я представил ее своим друзьям.
— Сегодня цветы молчат, — заметила она. — Что с ними стряслось?
— Прочищаю баки, — пояснил я. — Между прочим, мы все хотели бы поблагодарить вас за вчерашний концерт. А как вам понравились Пурпурные Пески?
На лице ее появилась смущенная улыбка, и Джейн начала медленно прохаживаться по магазину. Как я и ожидал, она остановилась подле орхидеи, долго смотрела на нее.
Я ждал, что она скажет, однако Гарри с Тони заговорили ее и вскорости увели наверх, в мою квартиру, где они с утра маялись дурью, сокращая мои запасы виски.
— Не желаете ли сегодня после концерта присоединиться к нашему обществу? — предложил Тони. — Мы собираемся на танцы во «Фламинго».
— Вы же оба женаты, — смутилась Джейн. — Разве вас не волнует собственная репутация?
— Так мы и жен возьмем с собой, — беззаботно ответствовал Гарри. — А ваше манто подержит Стив.
Потом мы сыграли в «и-го». Джейн заявила, что раньше никогда в эту игру не играла, однако правила усвоила без труда. Когда она начала нас обыгрывать, я понял, что она жульничает. Конечно, не каждый день подвертывается случай сыграть в «и-го» с женщиной с золотой кожей и глазами-бронзовками, и все-таки меня это злило. Но Гарри и Тони, похоже, ничего не имели против.
— Она прелестна, — сказал Гарри, когда Джейн ушла. — А игра все равно дурацкая. Так что кому на это не наплевать?
— Мне, — ответил я. — Она жульничает.
На протяжении следующих трех-четырех дней магазин лихорадило: каждое утро Джейн являлась поглядеть на Паучью Орхидею, а для растения ее присутствие было совершенно невыносимо. И я ничего не мог поделать — орхидея была совершенно необходима для ежедневных упражнений. Однако взамен правильных гамм Паучья Орхидея выдавала теперь лишь вой и скрипы. Меня тревожил не шум как таковой — на него пожаловалось не больше двух десятков человек, но вред, который он причинял растениям. Исполнители музыки барокко стойко переносили испытание, у тех, что были предназначены для современных композиций, вообще оказался иммунитет, но у пары дюжин романтиков полопались цветочные чашечки. На третий день, считая от приезда Джейн, я лишился всех исполнителей Бетховена и жуткого количества Мендельсона и Шуберта.
Однако Джейн, похоже, не было дела до моих забот.
— Что с ними такое стряслось? — спросила она, разглядывая газовые баллончики и капельницы, кучей сваленные на полу.
— Наверное, вы пришлись им не по вкусу, — ответил я. — Точнее, Паучьей Орхидее. Может, у мужчин ваш голос и пробуждает необычайные и чудесные видения, но орхидею он доводит до черной меланхолии.
Она рассмеялась мне в лицо.
— Чепуха! Отдайте ее мне, и я вас научу, как с нею обращаться.
— Вам весело с Гарри и Тони? — спросил я. Меня злило, что вместо того, чтобы ходить с ними на пляж, мне приходится чистить баки и готовить целительные растворы, совершенно бесполезные, кстати сказать.