Затворники

Я не стала уточнять, что именно меня беспокоило – а именно тот факт, что в стенах Клойстерса мне становилось все труднее различать реальное и воображаемое. Иногда под готическими арками, среди погребальных скульптур мне чудилось, будто глаза статуй следят за мной, будто золото и блеск заволакивают зрение и размывают его, будто на мгновение само мое тело растворяется в пространстве и становится чувством, ощущением, интуицией.

Я знала, откуда взялся этот инстинкт, эта уверенность в том, что необычное имеет смысл. Он зародился за моим кухонным столом в Вашингтоне, среди обрывков бумаги и кусочков языка, среди блокнотов, которые мы с отцом часто заполняли вместе, хотя иногда он работал один. Именно этот инстинкт привел меня сюда, руководил мной во всем, что я делала. Всегда. Я начала осознавать это, когда умер отец, но часть моей веры ушла вместе с ним. Только сейчас она начала возвращаться. Патрик не ошибался, говоря, что моя вера сильнее, чем у Рейчел. Потому что, возможно, человеку нужно немного волшебства, чтобы сделать трудное детство более сносным.

В магазине «Редкие книги и антиквариат Кетча» все осталось так же, как и в прошлый раз. Хотя мне показалось, что старинных бутылок и книг стало больше, что они приумножились в числе за прошедшее время, как будто совокуплялись в темноте.

Несмотря на то, что в ворота нас пропустили, Стивена в главной комнате не оказалось. Патрик позвонил в колокольчик на рабочем столе, и эхо этого звонка донеслось до меня из комнаты наверху.

Я вытащила с полки первое издание Эмиля Золя и села на один из свободных стульев, чтобы подождать; книгу я раскрыла на странице с первыми строками на французском языке. Патрик разглядывал полки, ожидая Стивена, потом подошел туда, где сидела я, положил руку на спинку моего стула и наклонился надо мной.

– А-а, – понимающе протянул он, глядя на том, лежащий у меня на коленях. – «Если вы скроете правду и зароете ее в землю, она непременно вырастет». Золя.

Я подняла на него глаза и на мгновение почувствовала себя совсем юной. Как будто я смотрю на отца, который склонился над моим переводом, проверяя, правильно ли я определила падежи. Этот образ был настолько пугающим, что мне захотелось закрыть книгу, встать, отстраниться от Патрика. В магазине Стивена это было безумно трудно.

– Знаешь, – произнес он и повернулся кругом, чтобы осмотреть все – редкие книги, украшения, картины. – Мы найдем это. В конце концов, мы найдем это. Колоду, документ. Истину. То, что откроет нам ее. Мы найдем ее.

В его голосе прозвучало нечто странное – настойчивая нотка, которая противоречила факту, известному каждому исследователю: этой вещи может больше не существовать. Такова реальность архивов – они всегда неполны, несмотря на свою обширность, и состоят, как правило, из разрозненных фрагментов.

– Ты всегда в это верил, – заметил Стивен из другого конца комнаты. Он вошел через заднюю дверь и теперь перебирал бумаги на своем столе, пока не наткнулся на толстый конверт, который передал Патрику, а тот рассеянно протянул его мне.

– У меня есть еще несколько вещей, которые ты, возможно, захочешь посмотреть, – сказал Стивен Патрику, кивнув в сторону двери. Когда я направилась следом, Патрик поднял руку.

– Мы ненадолго.

Я вернулась на свое место среди антиквариата, конверт лежал у меня на коленях, и в моем воображении образ Патрика, стоящего надо мной, сливался с образом моего отца. Спустя несколько минут стало ясно, что Стивен с Патриком задержатся, и, желая отвлечься, я встала и начала перебирать предметы, угадывая их возраст и стоимость, прежде чем сверяться с бирками. Я делала это до тех пор, пока мне не показалось, что единственной вещью в магазине, которую я не осмотрела, остался конверт, переданный мне Патриком. Я подняла его и в тусклом свете пристальнее всмотрелась в клапан. Он оказался загнут, но не заклеен, и я смогла легко просунуть под него палец и вытряхнуть содержимое конверта на ладонь. Там оказались три карты: два Младших Аркана и карта из Старших Арканов – «Папесса».

Я положила обратно оба Младших Аркана и перевернула карту «Папесса», чтобы рассмотреть ее рубашку. На ней были изображены не просто звезды на фоне голубого неба – тонкие золотые линии соединяли их в созвездия. Здесь были Скорпион и Весы, Плеяды и Рак, а также мерцающие крупинки сусального золота, подвешенные над наброском Земли – мира, такого же черного и непроглядного, как ночь. Я посмотрела на карту, лежащую у меня в руке, и почувствовала, насколько она твердая.