– Здесь тихо. Не то что в Хэмптоне или на Лонг-Айленде, – сказала она. – Очень тихо. И темно. Уединенно. И здесь никто не задает вопросов о том, кто твои родители или где твой дом. Этот дом принадлежал моим прапрабабушке и прапрадедушке по материнской линии. В те времена, когда никто не хотел ехать в Хэмптон, все приезжали сюда. Они построили его в тысяча девятьсот третьем году. Мой дедушка любил кататься на маленьких яхтах по озеру. Каждый год здесь проводилась регата. Она названа в его честь: «Летняя регата Хеннинга».
Когда мы приехали, я видела маленькие суденышки, стоящие в эллинге в конце причала; их белые корпуса сверкали в лунном свете.
– И поскольку моя мама очень любила это место, на лето мы всегда приезжали сюда, и никуда больше.
Хотя ее слова звучали как-то одиноко, я была признательна за это одиночество, за то расстояние, которое Рейчел положила между нами и городом. На кровати лежали мои сумки. А в них – карта, проделавшая долгий путь из центра Нью-Йорка в северную часть штата менее чем за пять часов.
В гидропланном центре я заметила, что Рейчел отключила звук на своем телефоне. Когда она достала его, в верхней части экрана мелькнуло имя Патрика. И в тот момент я была благодарна Рейчел за то, что она встала между нами, за то, что смягчила растущее трение между Патриком и мной. Мне вдруг показалось, что день был невероятно долгим, и я с тоской посмотрела на кровать – на аккуратно сложенные одеяла и пуховые подушки.
– Я буду в соседней комнате, – сказала Рейчел, увидев на моем лице усталость – такую же, как та, что отражалась в ее чертах.
После того как она закрыла дверь, я какое-то время сидела на кровати и смотрела в темноту Лонг-Лейка. Большой дом был безмолвен, если не считать скрипа дерева, сжимавшегося, отдавая дневное тепло.
Глава 13
За все время, что мы с Рейчел провели вместе, мы никогда не оставались наедине – у нас не было свободного времени. Каждое мгновение мы проводили за работой. Никогда не ходили ужинать или обедать, как это делают подруги, а только брали несколько капучино, пиво, угоняли парусную лодку. Но все эти моменты, как оказалось, привели к дружбе.
И вот на следующее утро мы сидели на кухне за стойкой и пили черный кофе, подобрав под себя босые ноги.
– В тысяча девятьсот двадцатых годах государственный секретарь прилетал сюда из Олбани на летние выходные. А некоторое время мои родители сдавали этот дом директору Музея современного искусства на Четвертое июля. Я думаю, что Дороти Паркер[27]
, возможно, останавливалась здесь однажды, потому что я нашла экземпляр книги Нэнси Митфорд[28] «Любовь в холодном климате» с ее подписью. В любом случае, я считаю, что она приезжала сюда, – сказала Рейчел, сделав глоток кофе, – на выходные или что-то в этом роде, и, должно быть, оставила эту книгу.Мысль о том, что дом когда-то был наполнен весельем и смехом, вызвала у меня нечто вроде ностальгии, и я задалась вопросом, какие странные игры велись в тени Адирондакских гор. Не считая нашего разговора и мягкого плеска озерной воды о берег, доносившегося из окон, на кухне царила тишина. Легко было представить картины прошлого: музыка и люди на веранде прохладной летней ночью, мелодия теряется в кронах деревьев…
– Ты часто приглашала сюда подруг? – спросила я, представляя себе компанию девушек, столпившихся вокруг стойки, за которой мы сидели, и бекон, потрескивающий на плите.
Рейчел покачала головой.
– Ты первая. У меня было мало подруг.
По крайней мере, в этом мы с Рейчел были похожи.
– А Патрик…
Я не успела договорить, как Рейчел встала и подошла к холодильнику, открыв его.
– Хочешь позавтракать? – спросила она, меняя тему.
– Вообще-то я не очень голодна.
– Я тоже. На пляж?
Я не рассмотрела пляж накануне вечером, когда мы приземлились в темноте, но мне очень хотелось поваляться на солнце с книгой в руках.
– Пляж – это здорово.
И вот мы вдвоем переоделись в купальники и понесли полотенца, книги и зонтики, неловко зажатые под мышками, вниз, на песчаную полосу, огибавшую лужайку при доме. Над тем берегом озера по небу плыли белые облака. Мы дремали, читали и отдыхали, пока Рейчел не перевернулась на спину и не озвучила вслух то, что не давало мне покоя после ужина в доме Патрика:
– Патрик уже внушил тебе веру в гадание? – Она лежала рядом со мной, подперев голову рукой; на ее щеке осталось немного песка.
Мне не хотелось откладывать книгу, которую я держала между лицом и солнцем почти целый час, радуясь возможности отвлечься. Я не была готова принять то, что ожидало меня в Клойстерсе, и даже то, что ожидало меня в моей комнате.
– Хотела бы я сказать «нет», – ответила я, позволив намеку проскользнуть между нами.
– Моей матери однажды предсказали судьбу, – поведала Рейчел. – Она пошла в одно место в нижнем Лексе, где ей погадали на чайных листьях. Женщина, которая занималась гаданием, посмотрела на листья и сказала, что не расскажет ничего. Мол, все, что там начертано, слишком мрачно и печально. Мама всегда утверждала, будто посмеялась над этим, но мне кажется, этот страх так и остался с ней.