Затворники

Пока я была в ванной, Рейчел сидела на кровати в моей комнате, разведя огонь в камине. Было уже далеко за полночь, и единственным звуком в доме было шипение смолы на поленьях, которые жадно лизало пламя.

Если б я могла точно назвать момент, когда моя преданность Рейчел стала сильнее, чем преданность Патрику, то это было тогда, в ту ночь. В тот момент я решила: мне нужно, чтобы она подтвердила то, что я уже начала обдумывать в лесу. Я достала из сумки карту и ее фальшивую лицевую сторону и положила их на кровать рядом с Рейчел, при этом слово trixcaccia на карточке резко бросалось в глаза. Оно казалось абсурдным набором согласных и гласных, но я уже заметила то, как суффикс был превращен в приставку, как слово было разрезано и собрано заново. Это был шифр. Я его уже видела. Я вернулась к своей сумке и стала рыться в ней, пока не нашла папку с транскрипцией, сделанной Линграфом, отрывок, который ни мой отец, ни я не смогли расшифровать, и положила ее рядом с картами.

Рейчел ничего не сказала – просто взяла карту и перевернула ее, чтобы посмотреть на обратную сторону, а затем перевела взгляд на меня.

– Это то, что Патрик купил вчера?

Я не могла не заметить обвинительного подтекста, прозвучавшего в ее вопросе – Патрик не сказал ей, что именно мы приобрели у Кетча и из-за чего он был так зол.

– Не совсем, – ответила я, положив фальшивку поверх карты. – Все карты, которые купил Патрик, выглядели так. Пока они с Кетчем были в комнате наверху, я смотрела на эту карту, Папессу, и просто согнула ее в руке. Я знала, что не должна этого делать, потому что краска может потрескаться, но эта жесткость, как ты и говорила, казалась мне неправильной. Как будто это была подделка. Когда я это сделала, верхний угол карты отклеился. Под ним виднелось что-то еще, но я не хотела его повредить. Поэтому отделила его ногтем. Оно держалась на муке с водой, и вот что обнаружилось.

Рассказывая это, я убрала фальшивку.

– Диана, – произнесла Рейчел, глядя на карту. – Охотница. – Я кивнула. – А остальные?

– У меня не было возможности добраться до них.

Рейчел не сводила глаз с карты, как будто запоминала ее в мельчайших подробностях.

– Он знает? – спросила она, наконец подняв глаза, чтобы встретиться со мной взглядом.

– Нет. Только ты.

– Хорошо. Если он еще не догадался… – Рейчел покачала головой. – Тебе понадобилось всего несколько минут, чтобы прощупать карту и заметить это. Как он мог так долго держать их у себя и не знать?

– Думаешь, он уже знает, что одна из карт Стивена пропала?

Рейчел пожала плечами.

– Он сказал мне, что Стивен пытается достать ему полную колоду. И что Стивен нашел несколько разрозненных карт, соответствующих описанию колоды, которую он нам продал. Они должны были поступить в течение следующих нескольких дней. Так что я не знаю, все ли это карты или есть еще какие-то. Когда я зашла поговорить с Патриком в пятницу и сообщить, что мы уезжаем, он говорил по телефону, и похоже, что не со Стивеном. По крайней мере, насколько я могу судить.

Я была рада, что Патрик передал квитанцию мне. У него не было никаких записей о том, что именно Стивен продал ему, хотя, несомненно, сам Стивен мог это знать. Стивен со своими бухгалтерскими книгами и записями…

– Охотница, – повторила Рейчел, на этот раз более мягко. – Диана Венатрикс.

Я опустила взгляд на карту, слова Рейчел эхом отдавались в моих ушах. Venatrix по-латыни означает «охотница», а cacciatrice – итальянское слово с тем же значением. Когда я смотрела на транскрипцию, составленную моим наставником, мне всегда казалось, что я вижу кусочки латыни то тут, то там. Но перевод без ключа был невозможен. Я поняла, что карта и была этим ключом – изображение Дианы-Охотницы, а написанное таким же странным образом слово можно было использовать для расшифровки.

Я полезла в сумку и достала блокнот, на котором написала слово на карточке: trixcaccia. Затем на латыни – venatrix, а на итальянском – cacciatrice. В слове, начертанном на карте, я увидела, как латинский суффикс, окончание слова – trix, сочетался с префиксом итальянского слова caccia-. Для того чтобы перевести транскрипцию Линграфа, мне нужно было лишь проследить стандартные итальянские и латинские префиксы и суффиксы.

Этот метод разбора был не моим, он принадлежал моему отцу. Именно так тот годами собирал по кусочкам другие языки. Он находил оригинальный текст, а затем проделывал свой путь, начиная всего с одного слова и кропотливо выстраивая предложение за предложением. И вот теперь я использовала тот же метод, чтобы перевести язык, который не поддался ни ему, ни Линграфу.

– Охотница, – повторила Рейчел, взяв в руки блокнот.

Я обратила взгляд к транскрипции и принялась за работу.