Даже вдвоем нам пришлось трудиться до самого утра, чтобы перевести одну страницу. Мы сидели друг рядом с другом на полу, продвигаясь вперед слово за словом, как это делали мы с отцом. Мы предполагали, что грамматика была романоязычной, а шифр был создан аристократом эпохи Возрождения, стремившимся сохранить секретность. И оказались правы. Благодаря тому, что Рейчел превосходно знала латынь, а я хорошо читала по-итальянски, мы смогли выполнить перевод документа – краткого письма от кого-то, вероятно, члена правящей семьи, к его дочери, которое гласило:
Глава 14
Мы так вымотались за ночь, что проспали до полудня.
А потом, когда солнце поднялось высоко над головой, мы наконец вылезли из кровати в моей комнате, где заснули вместе в окружении записей и книг. Мы лежали в креслах на лужайке, позволяя солнцу согревать нашу кожу, наблюдая за тем, как ветерок гоняет по озеру крутые волны с белыми гребнями.
Было приятно находиться там, где мы могли открыто говорить о находке, где никто – ни Мойра, ни Патрик, ни даже Лео – не мог подслушать наши самые смелые теории относительно карты и ее происхождения. По крайней мере, было ясно, что мы нашли ее – я нашла ее: карту Таро, из той самой колоды, которая могла послужить доказательством того, что первоначальным предназначением карт было гадание. Однако мы не знали, откуда и когда появилась эта колода. Отрывок из рукописи Линграфа не содержал никаких указаний на авторство, никаких примечаний. Иллюстрация на карте почти наверняка принадлежала эпохе Возрождения – все, от сюжета до исполнения, свидетельствовало об этом. Но она могла быть откуда угодно – из Милана, Рима, Флоренции, Венеции. Единственное доказательство, которое у нас было, – это фрагмент герба, крыло и клюв орла на черно-белой ксерокопии. Даже слова Стивена о том, что карты прибыли из Мантуи, мало что значили – ведь прошло несколько веков.
Но это было не страшно. Какое-то время мы были восхитительно счастливы своим открытием. И то, что я поделилась этим с Рейчел, давало мне ощущение безопасности, делало меня менее уязвимой: мы хранили эту тайну вместе.
Я встала с лужайки и потянулась.
– Я собираюсь перекусить. Ты хочешь чего-нибудь?
Рейчел лишь покачала головой, не отрываясь от книги, которая отбрасывала длинную тень на ее лицо и на траву. Кольцо с бараном, которое она носила на пальце, в точности такое же, как мое, сверкало на солнце.
Рейчел здесь стала светлее, спокойнее. Последние два дня были единственным временем, когда я видела ее по-настоящему веселой – за исключением, пожалуй, того дня, когда мы катались по реке. Рядом с Патриком она всегда была внимательной, профессиональной.
Пройдя на кухню через отделанную деревянными панелями библиотеку, я увидела Маргарет, которая ставила в керамическую вазу цветы белой гортензии.
– С фермерского рынка, – пояснила она, обрезая ножом несколько лишних листьев со стеблей. – Могу я помочь тебе отыскать что-нибудь?
Когда я росла, мне никто не помогал осваивать кухонное мастерство. Мама приносила домой только завернутые в фольгу остатки ужинов из общежития после смены в Уитман-колледже. Я всегда действовала методом проб и ошибок, открывая шкафы и ящики, пытаясь до и после школы самостоятельно приготовить из найденных продуктов какие-нибудь блюда. В доме никогда не было маркированных контейнеров с нарезанными фруктами и шинкованными овощами. И уж точно никогда не было Маргарет, материнской фигуры, которая отложила бы свою работу, чтобы помочь мне.
– Я не хочу вас беспокоить, – сказала я. – Просто собиралась немного перекусить.
Нам так и не удалось нормально поесть после пробуждения, ни одна из нас не хотела прилагать усилия, чтобы заставить себя уйти с лужайки. Рейчел только затянулась сигаретой, решив, что этого вполне достаточно.