Затворницы. Миф о великих княгинях

Почему же Василий Иванович не последовал их примеру? Об этом остается только гадать. Может быть, он не верил в способности жены управлять государством, считал молодой и неопытной? Может быть, просто не доверял ей?

Елена все это время находилась в состоянии отчаяния и горя. Хорошо зная нравы московского двора, она опасалась, что в случае смерти мужа окажется вместе с сыновьями заложницей честолюбивых происков государевых братьев. В своих уделах они имели верных бояр, войско, способное отстаивать их интересы. В глубине души, правда, теплилась надежда, что великий князь выздоровеет, ведь не зовет же он ее для последних наставлений и прощания.

На самом деле Василию Ивановичу уже давно было пора поговорить с супругой и объявить ей свою последнюю волю. Но он боялся, что его плачевный вид, а главное, тяжелый запах от раны испугают и оттолкнут ее. Он даже просил лекаря чем-нибудь смазать болячку, чтобы заглушить зловоние (видимо, у него началось общее заражение крови), но лекарь не решился обработать рану водкой, остерегаясь причинить князю новые страдания. Лечение было прекращено, и Василию Ивановичу оставалось лишь молиться о своих многочисленных грехах. Он, несомненно, вспоминал загубленного в темнице племянника Дмитрия и его мать Елену Волошанку, постриженную первую жену Соломонию, осужденных Максима Грека и Вассиана Патрикеева и многих других.

Наконец, чувствуя, что совершенно ослабел, Василий позвал к себе главных опекунов: князей Шуйских, бояр Воронцова и Захарьина, Михаила Глинского. Многократно наказал им беречь сыновей, хорошо управлять государством, пояснил, как общаться с великой княгиней и как ей жить без него. Великий князь словно подчеркивал, что у той не будет никаких прав и государство он отдает боярам до совершеннолетия Ивана.

Вечером того же дня, 3 декабря 1533 года, чувствуя, что до утра вряд ли доживет, Василий Иванович решил проститься с женой и благословить сыновей. Первым к постели больного был допущен Иван. Его на руках внес Иван Глинский, брат Елены, за ним шла мамка Аграфена. Благословив сына, великий князь наказал мамке не отпускать от себя ребенка ни на пядь. Затем было позволено войти великой княгине. С трудом Андрей Угличский удерживал ее. Она билась в руках, рыдала и норовила броситься на грудь умирающего.

Василий стал утешать ее слабым голосом: «Жена, перестань, не плачь, мне легче, не болит у меня ничего». Но вид его говорил об обратном: землистый цвет кожи, ввалившиеся глаза и заострившиеся черты лица показывали, что конец близок.

Немного придя в себя, Елена спросила: «Государь великий князь! На кого меня оставляешь?» В ответ услышала: «Благословил я сына своего Ивана государством и великим княжением, а о тебе в духовной грамоте написал, как писалось в прежних грамотах отцов наших и прародителей, как следует по закону, как писалось о прежних великих княгинях».

Этот ответ слегка успокоил Елену. Она знала, что при маленьких детях великие княгини были соправительницами, как Евдокия Дмитриевна, вдова Дмитрия Донского, или Софья Витовтовна при Василии II. Лишь позднее выяснилось, что муж отвел Елене более скромную роль, и за свои права ей пришлось отчаянно бороться.

Понимая, что расставание близится, великая княгиня попросила Василия определить судьбу и младшего сына. Тот заверил Елену, что в духовной грамоте все предусмотрено, но эти слова не успокоили ее. Страх перед будущим и горе настолько захватили Елену, что она начала голосить и громко рыдать. Василий, не в силах переносить это, попросил брата увести жену, однако тот не смог с ней справиться. Вырвавшись, бедная женщина упала на грудь супруга и последний раз горячо его поцеловала. Затем выбежала из комнаты и упала на руки прислужниц.

В полуобморочном состоянии Елену отвели в терем. Там она легла на постель и затихла. Все пережитое окончательно ее сломило.

Тем временем Василий готовился отойти в мир иной. Его теперь волновало только одно — братья не дадут ему постричься и за все свои грехи придется ответить перед Богом полностью. Поэтому он попросил митрополита Даниила хотя бы положить на его тело монашескую одежду, после чего начал беспрестанно повторять молитву и осенять себя крестным знамением, хотя правая рука уже пе повиновалась ему. Свой взор Василий устремил на образ Богоматери, висевший перед ним. Так он и умер. Стоявший рядом Шигона сказал всем, что дух из государя вышел, будто легкое облачко. Услышав это, присутствующие зарыдали. Только митрополит Даниил, считавший себя главным ответственным за выполнение государевой воли, сохранил присутствие духа. Он попросил не кричать, чтобы не напугать великую княгиню и ее маленьких детей. Затем отвел в переднюю палату великокняжеских братьев, Юрия и Андрея, и при боярах вновь заставил поклясться на кресте, что они будут верно служить новому государю Ивану и его матери, великой княгине Елене Васильевне. Государство у них отнимать не станут, против недругов стоять будут вместе. После этого клятву верности дали все придворные.