Надо же было случиться такому казусу: как только я произнесла последнее слово, верхний край солнца скрылся за полуобваленной кровлей монастыря. То есть вы меня понимаете: ещё не так темно, что хоть глаз выколи (а с обратной стороны здания, то есть там, куда выходят окна келий и капеллы, ещё видно солнце), но уже вполне себе прогулочная погода для особенно резвых кровососов. А ещё я прекрасно понимаю, почему Аугусто бухнулся в обморок. Грузишь ты себе эти ненавистные бутылки, надежно защищенный дневным светилом, и вдруг слышишь незнакомый женский голос. Небо темнеет, а в полутора метрах от тебя та, кого ты собственноручно выносил в гробу, бледная, со спутанными волосами, в крови и грязи. Хотя я все равно его осуждаю: мог бы и посопротивляться хоть чуток, чисто по-мужски.
— О нет, — зарычала я, ткнув носком ботинка бездвижное тело. — Да прекрати! Милый, ты чего? Ты же моя последняя надежда, хлипкий ты похититель вампиров! А ну вставай! Вставай, я тебе говорю, ты мне нужен!
Я схватила его за грудки и затрясла. Он на секунду открыл глаза, сфокусировал их на мне и со стоном отключился опять.
— Ну, кто из нас мужчина? Кто кого должен бояться?!
Небо становилось всё темнее и темнее. Я в ярости схватила ближайшую канистру, открыла и вылила на голову незадачливого наблюдателя Конгрегации. Чисто из мести, пожалуй. Поскольку он решительно отказывался подавать признаки жизни (видимо, собрался притвориться мертвым, как жук-пилюльщик) даже после воды, я оставила его в этом спасительном танатозе и поспешила обратно. Что ж, самый простой и безопасный способ провалился.
Я твердым шагом (насколько хватало этой твердости в моем случае) направилась в капеллу, пока никто из охотников не решил выйти в коридор или Аугусто не пришел в себя. По дороге прихватила какую-то изогнутую металлическую палку, покрытую пылью и грязью, коих тут, возле кухни, валялось в избытке — кажется, это были старые детали очага или что-то в этом духе. Я даже воинственно взмахнула ею пару раз, почти как ниндзя или космический джедай, огрела себя по коленке, ойкнула и прекратила буйствовать. Очень хочется верить, что моей решимости хватит до конца.
Первым делом я просунула эту палку между ручкой двери и каменными выступами в стене, соорудив себе импровизированный засов. Не знаю, надолго ли его хватит при усилиях снаружи, но очень надеюсь, что он будет подстраховкой и мне вообще не потребуется. Вторым делом я запалила свежие факелы от готовых погаснуть предыдущих. Что ж, я готова. Потом я подошла к гробу и приоткрыла крышку так, чтобы крест у алтаря капеллы был закрыт от вампира, лежащего внутри.
— Анис! — шепотом позвала я.
Тишина.
— Анис, да проснись ты, нам нельзя шуметь! — прошипела я, наклонившись над ней.
Анис оставалась неподвижной.
Ругая себя за излишнее вампиролюбие, охотников — за жестокость, Анис — за сонливость, а судьбу — за очередной внезапный вираж, я начала скидывать чеснок, уложенный на Анис, прямо на каменный пол. Потом я схватила вампиршу за плечи и как следует потрясла, совсем как недавно проделывала это с Аугусто, готовая отпрыгнуть в любую секунду. Впрочем, результат вышел точно такой же. Анис лежала, как мертвая.
Не хотелось бы тебе мешать в такой трагический момент, наполненный благородством и патетикой, — напомнил внутренний голос, — но объективно, то есть фактически, она и есть мертвая. И лучше бы тебе было спрятаться или бежать из монастыря, чем спасать бессмертных кровопийц, которые — ты только не обижайся — терпеть тебя не могут.
— Дважды мертвая, — исправился внутренний голос, когда я разглядела небольшую, как будто прожженную дырочку в лифе платья, аккурат на уровне сердца. Крови вокруг нее не наблюдалось.
— Ну какая кровь, — если бы мой внутренний голос обрел плоть, он бы обязательно возвел очи горе или ударил себя ладонью по лицу. — Новая кровь на ней гипотетически может появиться в ближайшем будущем, причем твоя.
— Там освященное серебро, а скоро ей вырежут сердце, — вслух пояснила я своему внутреннему критику. — И она не просыпается.
— Ну, ты сделала всё, что было в твоих силах, — внутренний критик был порядком труслив. То есть, простите, осторожен и лишен пристрастия к лишнему выбросу адреналина, связанному с опасностью не дожить до следующего дня.
— Заткнись.
Я достала телефон, включила и вызвала последний звонивший номер.
— Джи, как ты там? — раздался обеспокоенный голос Тедди. — Натан забыл телефон, так что связным нынче я.
— Тедди, у меня осталось пять процентов заряда. А здесь Анис! Она не просыпается! У неё пулевое отверстие в груди. Она пролежала вся в чесноке. А ещё мы заперты в капелле и от креста её отделяет только откинутая крышка. Ах, да, примерно через пол часа ей собираются вырезать сердце.
На том конце трубки послышался глубокий вздох.
— Ну, можешь считать, что от одной из проблем тебя избавила судьба.
— Болван! Как я могу ей помочь? — зло зашептала я в трубку. — И соображай быстрее, если телефон разрядится, я останусь с ней один на один.
Опять вздох и пауза, на этот раз чуть короче.
— Ты убрала чеснок?
— Да.
— Достала пулю?