Завещаю вам жизнь

— Нет! — возразила она. — Ты невиновен, и ты доживешь. Ты будешь с друзьями. Будешь счастлив. И вспомни обо мне.

— Я ничего не забуду — выговорил Карл. Охранники уже шли к ним.

— Ты слышала? — быстро спросил Карл.

— Что?

— Сталинград. Фон Паулюс-Окружен!!!!охранники оттаскивали их друг от друга Довольно! Конец!

— Дайте мне поцеловать мужа.

Один из охранников заколебался.

Она воспользовалась этим, чтобы еще раз обнять Карла.

— Прощай, милый! — сказала она. — Прощай! Спасибо! Прощай!

Карл пытался удержать ее за плечи, но охранники растащили их.

— Прощай, Инга!

— Прощай, Карл! Спасибо!

Фрау Фрида Штраух, увидев дочь, заплакала.

Обнимала исхудавшее тело, гладила грубый ворс арестантского халата. Седая голова тряслась. Фрау Штраух заглядывала дочери в глаза:

— Что с тобой сделали? За что? За что?!

Она успокаивала мать:

— Все хорошо, мама. Не волнуйся, мама. Произошла ошибка.

Ты же знаешь — я была секретарем графа фон Топпенау, а он оказался замешанным во что-то.

— Господи! — причитала фрау Штраух. — Я всегда была против твоих устремлений... Мы простые люди... Обычные люди... Надо было жить, как все... А ты стремилась выбиться... Неужели мы не прожили бы, как все?!

— Мама, я ни в чем не виновата. Меня скоро освободят. Видишь, мне дали свидание.

— Но ты так ужасно выглядишь!

— Это все почки... Ко мне никто не заходил, мама?

— Кого ты имеешь в виду?

— Знакомых, мама! Друзей!

— Господи, все заходят, все спрашивают. Я не знаю, что отвечать... У нас был обыск.

— Тебя о чем нибудь спрашивали, мама?

— О твоей работе в «Берлинер тагеблатт», о наших прежних жильцах. Они интересовались каким-то Больцем... Кто это, Инга?

— Больцем?.. Не помню, мама.

— Говорят, он ходил в гости к кому-то из жильцов, ухаживал за тобой... Ты всегда была скрытной девочкой, Инга!

— Ухаживал за мной?.. Здесь какая-то путаница, мама!

фрау Штраух не могла успокоиться.

— Господи! — всхлипнула она. — Твой отец воевал за императора, твой брат ранен под Тобруком, ты писала такие патриотические статьи... Я пожалуюсь! Я напишу господину Риббентропу, я напишу самому фюреру!

— Мама, мама! Успокойся!.. Никому писать не надо! Все и так хорошо. Можешь быть совершенно спокойна, я не совершила ничего, противного моей совести!

— Как же могло быть иначе! — жадно лаская ее волосы, проговорила сквозь слезы фрау Штраух. — Как же иначе! Но я все равно напишу!

— Нет! Ты не напишешь, мама! Ради меня ни слова.

— Вот, вот, ты опять такая же властная, ты опять командуешь матерью.

— Мама! Я люблю тебя, мама! Ты всегда так беспокоилась обо мне... Но не надо писать, мама... Просто это не нужно.. Я была плохой дочерью. Я редко бывала с тобой Ничего не рассказывала. У меня вечно были дела - Прости меня за это, мама!

— Почему ты просишь прощения, Инга? Ты недоговариваешь чего-то?

— Нет, нет! Просто здесь, в тюрьме, поняла, как плохо заботилась о тебе. Но я хотела, чтобы всем нам было лучше, мама. Поверь мне! Чтобы всем было лучше.

— Ты что-то скрываешь, Инга!.. Посмотри мне тяжело Дочка!.. Вот так... Ты. правда, ничего не скрываешь. Господи, я совсем потеряла рассудок что... Я даже говорить не хочу!.. Нет, нет... А теперь мне спокойно. Ты улыбнулась. Тебе правда ничего не грозит?

— Нет, мама... Нет! Как Роберт? Валли?

— Они здоровы. Очень волнуются за тебя. Хотели прийти. Как ты думаешь, им разрешат?

— Я попрошу, мама... Рана Роберта совсем закрылась?

— У него же кость задета... Третьего дня опять чистили- Молчит, но я вижу, как он мучается...

— Передай им всем привет, мама... А что вообще слышно?

— Ох, Инга... Такая беда. Тебе не дают газет?

— Не дают. Но я слышала про Сталинград... Это верно?

— Такая катастрофа, Инга! Подумать, что фюрер недавно присвоил Паулюсу звание фельдмаршала. А теперь они окружены. Они бьются, как львы... Но привозят столько раненых, и они рассказывают такие ужасы...

— Мама, ты не ошибаешься?

— Как я могу ошибиться?.. О боже! Твой отец всегда говорил, что нам нельзя сражаться с Россией, что это бессмысленно. Но ведь фюрер...

— Не нужно об этом, мама!.. Дай лучше я погляжу на тебя... Ты плохо спала?

— Нет, нет... Меня взволновала встреча, и все... Тебе можно принести что-нибудь из продуктов? Кормят плохо, наверное?

— Да нет, мама! Мне ничего не нужно.

— О Господи, что за времена! Войне нет конца, тебя арестовали. Я сойду с ума, Инга! Я сойду с ума!

— Мама, мама! Не плачь!

— Прощайтесь! — приказал охранник.

— Как? Уже? Инга, разве это все?

— Таков общий порядок, мама! Дай мне поглядеть на тебя. Вот так. Вот так... И прощай. Прощай, моя родная...

— Девочка моя! Что ты говоришь?! До свиданья! Ты должна сказать — до свиданья!

фрау Штраух цеплялась за дочь.

Охранники держали ее, пока уводили арестованную.

— Инга! Дочка. Я буду ждать тебя, Инга! Мы ждем тебя домой, девочка моя!..

— Вы какая-то новая. Светлая! - сказала Клерхен. — Ваше дело?..

— Я видела маму! — сказала она. - Вы не знаете, какая у меня замечательная мама!

— А! — протянула Клерхен.

— Все наши здоровы, их никто не беспокоил, — сказала она. — Рана брата совсем зажила. Вот так чудесно!