И вдруг следом за ней появляется Пентти, он что-то говорит ей, но в машине не слышно, Онни и Арто сидели на заднем сиденье черного «Мерседеса», втиснутые между свернутыми одеялами и мешков с одеждой. Онни оторвался от разноцветного кубика, а Арто с замиранием сердца следил, как Пентти широким шагом вышел из дома с ружьем в руках.
Сири не остановилась, и Арто увидел написанную на лице матери решимость, которую он никогда не видел прежде, да и само лицо ее уже не было таким суровым и полностью лишенным эмоций, каким он привык его видеть. Этой весной что-то случилось с чертами ее лица – они начали расплываться. На суровом, словно высеченном из камня лице матери внезапно появилась прежде несвойственная ему мягкость. Сири стала чаще отрываться от дел, начала по-другому проводить время с детьми, и для Арто это было непривычно. Могла ни с того ни с сего нежно провести рукой по его волосам, устремив при этом взгляд куда-то вдаль. Многие дети боятся нового или незнакомого, и Арто не был исключением. Ему было трудно понять, что его мама может измениться, пусть даже эта новая мама, возможно, была лучше старой. Каждый привыкает к тому, что у него под носом, и находит в постоянстве ни с чем несравнимое чувство покоя и надежности, даже вполне отдавая себе отчет в том, насколько скотская у него жизнь – да, даже так.
Сири устремилась к машине, Ринне прихрамывая бежал от гаража, крича что-то через весь двор, и оба, Пентти и Сири, обернулись к нему. Пентти вопросительно уставился на сына, и Ринне повторил. Он быстро и судорожно жестикулировал, словно в безумном танце, и еще эта его кривая улыбка, пока он одновременно пытался прикурить. Пентти, казалось, не придал значения словам сына, потому что снова, еще яростнее взмахнул ружьем, и Сири на всех парах понеслась к машине. И тогда Пентти оставил ее в покое и вместо этого прицелился в пятого сына, приблизился к нему широким шагом и пихнул его дулом в грудь.
У Арто так сильно стучало сердце, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, но Ринне, казалось, ничуть не испугался. Трудно понять, почему отец так по-разному влиял на своих детей. Ринне позволял Пентти держать его на мушке и толкать, его длинное худое тело раскачивалось из стороны в сторону, и все это еще больше походило на странный танец. Сири распахнула дверцу со стороны пассажира и крикнула Ринне:
– Тату, мы уезжаем! Пошевеливайся!
Тем все и закончилось. Никаких долгих прощаний. Никакой сентиментальщины. Так совместная жизнь родителей подошла к концу.
По радио бархатный тенор пел о вечной любви, за стеклами автомобиля начинали сгущаться сумерки. Ринне барабанил по рулю, и Арто видел, как он похлопал маму по коленке, и как мама улыбнулась ему в ответ. Но ее глаза были полны слез.
Лахья и Вало собирались приехать в Куйваниеми на выходные, а пока что они жили в городе. Лахья – у Хелми, Вало – у Эско. Постепенно дом опустел. Тармо не знал, приедет ли он теперь на летние каникулы. За окнами все еще лежал снег, но днем жарко пригревало солнце, так что теперь уже недолго осталось ждать до лета. Арто закрыл глаза, изо всех сил понадеявшись, что это было лишь сном. А если нет, то в любом случае время летит достаточно быстро, чтобы все произошедшее очень скоро стало ощущаться как далекий сон, как чья-то жизнь, не его, а кого-то другого.
Арто забыл взять велосипед, и его это тревожило. Прежде он не раз видел, как Пентти ломал детские вещи, то немногое, что у них было, пока они росли, и теперь спрашивал себя, что же случится с его оставленным велосипедом. Это был совсем старенький велосипед, на котором катались еще его братья и сестры, и, по правде говоря, он даже начинал становиться мал, но Арто все равно переживал за него.
Он часто представлял себе, что с велосипедом плохо обращаются – отец доламывает его самыми изощренными способами. Арто вместе с велосипедом переживал его страдания, и в такие моменты страх полностью овладевал им.
Когда Лахья была дома, то часто просыпалась от ночных истерик Арто. Тогда она на цыпочках пробиралась к его постели, на которой он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону и ударяя себя по голове, ложилась с ним рядом, крепко обнимала и пела ему песни или рассказывала сказку, утешая и успокаивая его. Но Лахье было четырнадцать, и у нее был парень чуть старше ее, которого Арто находил довольно неприятным типом. И вот, в связи с переездом, отношения сестры с Матти (так звали парня) перешли в новую фазу, и она стала много вечеров проводить вне дома, так что Арто все чаще оказывался предоставленным на растерзание своим личным демонам.