Завещание

Смерть, этот водораздел, этот страж ужаса. Люди – такие рациональные существа, они так тщательно выстраивают свое общество, чтобы упорядочить свою жизнь, но оказавшись в конечном пункте назначения, стоят там, перепуганные и дрожащие, просящие и умоляющие, и даже пытающиеся торговаться. Дайте еще хоть чуточку жизни, всего чуточку. Что угодно, но только не смерть. Хирво совсем не боялся смерти. Он знал, что так и должно быть, и даже зачастую вообще забывал о ней, совсем как дикий зверь, ведь звери не думают о смерти.

Хирво продолжал жить дома, но все больше времени проводил в лесу. И единственным, кого не пугало, а лишь раздражало изменившееся поведение Хирво был, конечно, Пентти.

И без того недовольный, что у него сын не сын, а какое-то ходячее недоразумение, готовое в любой момент как моллюск закрыться в своей раковине, так еще теперь в придачу ко всему он начал ходить высоко задрав нос, словно гордился чем-то, – нет, на такое его отец просто не мог закрыть глаза. И Пентти продолжал унижать сына, а Хирво позволял ему это делать, но ни физические, ни вербальные издевательства на него уже больше не действовали, и это приводило отца в ярость. С каждым разом он орал все громче и все крепче его бил, но постепенно стал делать это все реже и реже. Вместо этого другие братья и сестры стали получать больше затрещин и побоев.

(Солидарность сестер и братьев – удивительная штука. Неважно, что ты сделал или, наоборот, не сделал, чтобы заслужить гнев отца, и пусть даже именно изменившееся поведение Хирво привело к тому, что остальные еще чаще стали становиться объектами проявления отцовских чувств, никто из сестер и братьев при этом не сваливал вину на другого, потому что знали, все может очень быстро поменяться. Как говорится, сегодня ты, а завтра я.)

Когда Арто был без сознания и лежал на коленях у Анни в ожидании «скорой помощи», в тот момент Хирво почувствовал его. Золотистый свет, слабо пульсирующий внутри его любимого младшего брата. Он и прежде видел его, когда Арто помогал ему со зверьем, ведь он был еще так мал, и животные льнули к нему, приходили, когда он их звал, хотели быть рядом с ним, и Хирво знал про Арто, что есть в нем что-то. Не то же самое, что у него, а гораздо лучше, потому что звери любили Арто, и люди тоже. Сам Хирво никогда не чувствовал их любви, они всего лишь принимали его за своего, не больше и не меньше. А что до людей, то нет, нет и еще раз нет.

Люди такие разные и все по-разному достойны любви. Есть те, которых можно любить. И те, которых любить нельзя.

В тот раз, когда стряслось несчастье с Арто, Хирво в первый раз осмелился проникнуть в сознание другого человека. Он не хотел знать слишком многого, просто не осмеливался, ему не надо было видеть, как все произошло, он лишь хотел убедиться, что в его брате все еще пульсирует жизнь и узнать, может ли он чем-нибудь ему помочь. В тот момент Хирво находился прямо за баней, достаточно близко, чтобы дотянуться до сознания брата, оставаясь при этом незамеченным для остальных. Он был очень осторожен в своей попытке, но Арто все равно его заметил. Младший брат вздрогнул и попытался сесть, встревоженный, возможно, даже напуганный вторжением в свое сознание, и Хирво как можно быстрее попятился назад, и физически, и ментально. Хирво понял, что Арто видел его, но ему на это было наплевать. Он просто не мог остановиться. Уж лучше лететь, чем сдерживать себя, пока не стихнет шторм.

Хирво развернулся и направился к коровнику, он был уже почти внутри, когда услышал голос. Это был крик, крик ужаса, беззвучный, но все равно заметный. Он звучал уже какое-то время, но в своей тревоге за Арто Хирво, должно быть, отодвинул его на задний план, этот крик о помощи. Но теперь он был почти на месте и отчетливо его слышал. Крик такой силы, что он ощущал его всем телом. Момент был решающий, и он вынужденно прислушался к ним, к животным, и тому, что они хотели ему сказать.

Хирво хотелось умчаться оттуда со всех ног, но вместо этого он заставил себя войти в коровник. Под его ногами скрипел снег, и все же он ощущал себя до странности легким, почти невидимым.

Внутри было тепло, и он был уже достаточно близко, чтобы различить голоса. Голоса коров или, скорее, их душ.

Они были напуганы. Это он понял сразу.

Он здесь, сказали они ему.

И Хирво не нужно было спрашивать кто именно.

Пентти.

Пентти, вот кого они боятся.

Почему вы так его боитесь? Что один человек может вам сделать?

Хирво спрашивал, а сам уже наперед знал ответ, что один человек может сделать очень многое, что он может испортить и испоганить все.