В самолете, чтобы успокоить мечущиеся мысли, я вспоминала о первой поездке в Париж с отцом, когда мне было восемь лет. Я проснулась перед самой посадкой и увидела старинные особняки, аллеи, и Эйфелеву башню, устремленную вверх, как перевернутая буква «Y».
– Тебе понравится, – сказал отец и был прав: я полюбила Париж всей душой. Мне понравились причудливые здания, словно облитые серой краской. Мне понравился Люксембургский сад, его волшебные статуи и фонтан, здесь же состоялось мое первое знакомство с Медичи. Пока мой отец занимался исследованиями, я жила у его коллеги мадам Жеро. Лишь в самолете мне пришло в голову, что он и мадам Жеро были не просто коллегами. Конечно же, так оно и было.
Но сейчас, даже в компании Уильяма, мне будет не до развлечений в Париже. Я должна посвятить все свое время поискам изумруда.
Вопросы то и дело всплывали в голове, словно заезженная пластинка. Все ли я нашла во Флоренции? Или, может, следовало работать тщательнее? В архиве я просмотрела все пункты из списка Розы и дополнительные рукописи, но в итоге нашла только ключ Федерико для расшифровки и одно письмо, связанное с изумрудом. Я боялась, что упустила нечто важное.
Я набросала план действий в Париже, в котором значилось несколько обязательных пунктов. Я заранее знала, где находится каждый источник, с которым мне стоит ознакомиться.
Мари-Кристин Клеман – адрес ее электронной почты мне прислал Никколо, – наконец ответила на письмо, и мы назначили встречу у нее дома, чтобы посмотреть документы «Фальконе». Этот вариант вселял в меня надежду так же, как и остальные.
Мой детальный план предусматривал всего шесть часов сна и никакого свободного времени. Если я приложу достаточно усилий, то смогу найти изумруд и спасти Розу. Я молча проклинала ее за то, что она поставила меня в такое затруднительное положение, но с этим я разберусь позже. Когда мы обе будем в безопасности.
После приземления я проверила телефон. Был пропущенный звонок с американского номера – звонила мама. Мы не разговаривали больше месяца, и я не рассказывала ей ни о поездке в Италию, ни о Розе, ни об Уильяме, ни о том, что я пустилась на поиски изумруда, чтобы спасти жизнь себе и своей подруге. Мне не хотелось, чтобы она волновалась. Но я чуть не проболталась, когда она спросила, где я сейчас. Я ответила, что в Париже – провожу исследования, и описала тему новой, полностью финансируемой докторской диссертации. На первый взгляд мои слова звучали как идиллия, это была возможность, о которой любой ученый мечтает всю жизнь. Только я знала всю правду.
Квартира друзей Уильяма располагалась в здании, построенном в стиле Прекрасной эпохи в Пятом округе. В квартире преобладал белый цвет, даже деревянные балки на потолке были выкрашены в белый. Книжные шкафы, забитые от пола до потолка современными книгами, соседствовали с небольшим шкафом, где за стеклянными панелями покоились старинные издания.
– Кто здесь живет? – спросила я Уильяма после того, как он провел для меня экскурсию по квартире.
– Немецкие классицисты. Они преподают в Сорбонне, но в настоящее время находятся в творческом отпуске в Афинах.
– Так вот почему в квартире так мало личных вещей.
– Ты думала, что они шпионы? – усмехнулся он, прошептав слово «шпионы». – Я познакомлю вас в следующий раз. Они замечательные люди – позволяют мне приезжать и уезжать когда заблагорассудится.
– Теперь я понимаю, почему ты так часто бываешь в Париже. Как профессора могут позволить себе такую квартиру?
– Она досталась им от родителей. Тут уютно, правда?
– Более чем.
– Думаю, нам стоит на минутку вернуться в спальню, дорогая. Я должен показать тебе кое-что еще. – Он отступил назад с игривой улыбкой и ослабил галстук.
Конференция Уильяма стартовала на той же неделе.
Моя собственная амбициозная программа начиналась с Национальной Библиотеки на улице Ришелье, расположенной в бывшем частном особняке – частном отеле. Хотя я написала письмо с просьбой разрешить мне ознакомиться с их собраниями несколько месяцев назад, для получения читательского билета нужно было пройти собеседование, что в итоге стоило мне рабочего дня, поскольку собеседования проходили в другом отделении Национальной библиотеки, на противоположном конце Парижа. На следующий день я стояла у входа еще до открытия библиотеки, держа в руках свою карточку.
Читальный зал был самым роскошным из всех, что я когда-либо видела: длинные витражные окна, обрамленные панелями из темного дерева, широкие столы с отдельными лампами из зеленого стекла. Мне дали номер и место у окна. Читателям разрешалось знакомиться с пятью рукописями в день, заявки составлялись от руки карандашом. Поскольку каталоги коллекции, которые меня интересовали, не были доступны в Интернете, я впервые ознакомилась с ними в библиотеке и обнаружила множество писем Федерико, о которых даже не знала.