Завещание

Здесь, как и во Флоренции, меня постигло глубокое разочарование из-за квоты на заявки, поскольку в рукописи часто оказывалось лишь одно из писем Федерико, и тогда у меня оставалось лишь четыре возможности за день. В течение первой недели я заказывала по пять рукописей каждый день, успокаивая себя обещаниями на шестую в четверг, пятницу и субботу.

Я пролистала переписку Федерико с его привычными подобострастными заверениями в преданности видным деятелям, бравыми военными советами и даже написанный им самим трактат, который он посвятил королю Генриху III, собственному наставлению для принцев, так называемые «Княжеские зерцала». Я знала, что во французских архивах хранится огромное количество материалов, но переоценила свою способность быстро их обработать. Я работала каждый день до самого закрытия. Архивариусы косились на меня, с любопытством разглядывая неуемную молодую американку, которая не уходила на принятый двухчасовой обед. К концу недели я просмотрела двадцать семь рукописей, но не нашла ни одного упоминания об изумруде. Шансы что-нибудь обнаружить уменьшались, но я не пала духом. Непонятно, почему Роза настояла, чтобы я занялась поисками в Париже.

Каждый вечер после закрытия библиотеки я возвращалась на метро в квартиру, где Уильям встречал меня ужином из трех блюд. После шести вечеров застолий, достойных Вателя, мы стояли на кухне, пока он готовил ризотто с шафраном. В большой кастрюле кипела вода, а сбоку стояла маленькая чашка с бульоном, в который он опускал нити шафрана. Я наблюдала, как он мастерски нарезает луковицу.

– Откуда у тебя столько энергии на готовку? – спросила я.

– Она расслабляет меня после долгого дня интеллектуальной работы.

– У тебя это хорошо получается. И мне нравится видеть мужчину в фартуке.

– Копирование рецептов из кулинарных книг в библиотеке было моим первым знакомством с наукой, – пояснил он. – Мне пришлось учиться готовить с раннего возраста, потому что я не любил арахисовое масло.

– В этом мы похожи, – сказала я. – Моя мать попросила соседку давать мне уроки. А потом меня негласно назначили шеф-поваром. При этом мы ели много замороженных продуктов. Я никогда не была вдохновенным поваром. У меня не хватает терпения.

– Терпение важно, но и страсть тоже. – Он положил нож, сполоснул руки, вытер их о полотенце и погладил меня по щеке.

– Как проходит конференция? – спросила я.

Он ложкой выложил сливочное масло на сковороду и, когда пенка спала, положил туда лук.

– Все проходит гладко, спасибо. Мы организовали продолжение ноябрьской встречи в Лионе.

– Давай встанем пораньше и прогуляемся перед завтраком. Мы должны попрощаться перед твоим отъездом.

– Оказывается, завтра будет только один доклад, так как второй докладчик отменил выступление. И поэтому я собираюсь пропустить завтрашний день конференции, потому что уже слышал это выступление. Коллега, который также участвовал в организации, попросил дать ему возможность подвести итоги в последний день, потому что я и так много сделал в первые дни. Если у тебя свободное утро, то я в твоем распоряжении. Мой рейс в два, поэтому мне придется уехать в полдень.

– Чудесная новость!

– И, возможно, вместо ранней прогулки мы займемся чем-то другим, – пообещал он, добавляя рассыпчатое ризотто. – Это арборио, к сожалению, я не смог найти карнароли.

– И вот я внезапно поняла, что никогда прежде не спрашивала, что ты думаешь о Макиавелли. – Я подлила в свой бокал еще немного вина. – Так ли он на самом деле был хитер, или это только его репутация?

– Нет. Макиавелли был человеком своего времени, его характер – результат сложившихся обстоятельств. – Уильям потянулся ко мне, положил руки на мою талию и притянул поближе к себе. Поцеловав меня в лоб, он вернулся к плите. – Он был выдающейся личностью.

– Никколо Макиавелли был скорее не философом, а историком. Он анализировал прошлое, используя ретроспективу, чтобы применить уроки истории в свое время. – Хотя я знала историю, все равно была увлечена тем, как Уильям говорил о Макиавелли, он поглядывал то на меня, то на ризотто, потом налил в кастрюлю один половник мясного бульона и размешал. – Перехватишь у меня? Хочу немного подышать свежим воздухом.

Он протянул мне ложку, поцеловал меня и отошел, чтобы распахнуть окно. После небольшой паузы Уильям продолжил профессорским тоном, которого я прежде от него не слышала.

– Подумай о следующем. – Он взглянул на меня, словно на свою студентку, и продолжил с ноткой драматизма в голосе: – С наступлением ночи я заглядываю в дома давно ушедших людей. Я выясняю причины их поступков, и они отвечают мне. И вот спустя четыре часа я не чувствую раздражения, забываю обо всех бедах, нищета меня не страшит, а смерть теряет свой ужас. Теперь я стал одним из них. – Уильям сделал паузу, и пусть его взгляд был направлен на меня, он был словно устремлен в далекое прошлое. – История позволила Макиавелли забыть о своих проблемах. Жизнь разума предлагала путь вперед.