Завещание

– С этим согласны все ученые. Но многие также думают, что его труды стали причиной резни в День святого Варфоломея. – Я обошла стол и передала ему ложку. – Твоя очередь.

– Это вопрос интерпретации и веяний времени. В начале шестнадцатого века дворяне хвастались тем, что владеют экземплярами его «Государя», посвященного, как ты знаешь, отцу Екатерины Медичи Лоренцо, герцогу Урбино. Позже французские законоведы обвинили итальянских иммигрантов, включая Фальконе, в том, что они использовали книгу в качестве руководства для подготовки резни. Но Макиавелли – не такое чудовище, каким его выставляют.

– Люди редко бывают монстрами, – согласилась я.

Уильям склонил голову набок, глядя на меня со странным выражением лица.

– Жаль, что мы не встретились много лет назад. – Он взял с полки баночку иранского шафрана. – Ты знаешь, сколько стоили несколько нитей шафрана в шестнадцатом веке? Сегодня мы воспринимаем пряности как должное, впрочем, как и все остальное.

Еще несколько минут мы говорили о ничего не значащих вещах. Уильям выключил плиту, добавил в ризотто пармезан, затем достал из шкафа две глубокие тарелки.

– Зажги свечи, пожалуйста. – Он наполнил каждую тарелку и посыпал сыром бледно-золотистый рис. Мы ели в тишине, не торопясь.

Я предложила помыть посуду, пока он принимает душ, а затем приняла душ сама. Горячая вода струилась по телу, смывая напряжение. Войдя в спальню, я увидела, что она освещена десятками маленьких свечей.

Уильям встал, нащупал уголок полотенца, которое я обернула вокруг себя, и потянул. Полотенце соскользнуло на пол.

– Пойдем ляжем? – Он потянул меня в постель, и в мерцающем свете крошечных язычков пламени, освещающих нашу кожу, я наблюдала, как его красивые руки с большой нежностью двигались вверх и вниз по моему телу.

Уильям разбудил меня посреди ночи, погладив меня по спине, он сказал, что мне, видимо, приснился кошмар. Я смутно помнила, что видела Розу во сне.

– Архивы завтра закрыты, какие у тебя планы на вторую половину дня? У меня билет с открытой датой; я могу остаться до обеда. И даже на ужин, – произнес он.

– Вообще-то, я планировала встретиться с Мари-Кристин Клеман.

– Кто она?

– Та, кто утверждает, что нашла на чердаке письма с именем Фальконе. Никколо прислал мне ее контактную информацию.

– Никколо? Я и не знал, что ты все еще поддерживаешь с ним связь.

– Не поддерживаю. Он написал мне по электронной почте, когда я была во Флоренции. Я не ответила.

– Понятно. Знает ли Эндикотт об этой женщине и ее письмах?

– Никто не знает.

– Я пойду с тобой, если хочешь, – предложил он.

– Было бы здорово.

– Как я уже сказал, у меня билет с открытой датой. И я очень хочу провести с тобой день.

Он крепко обнял меня. Я ощутила огромное, согревающее до кончиков пальцев счастье.

Все было хорошо.

Глава восемнадцатая

После раннего обеда мы поехали на метро в Сен-Клу. Следуя полученным указаниям, пересекли каменный мост и продолжили путь по сельской дороге, пока не добрались до отдельно стоящего дома. Уильям позвонил в звонок, а я пригладила свои взмокшие волосы, пока мы ждали на теплом ветерке. У миниатюрной женщины, которая нас встретила, были шелковистые седые волосы, сияющие на послеполуденном солнце, словно нити паутины. После того как мы представились, она прошептала приветствие, словно не хотела разбудить спящего в соседней комнате, и провела нас по узкому коридору на кухню. Она указала на плетеные стулья у стойки и подала нам чай «дарджилинг», который слишком долго настаивался и был горьким и горячим.

– Расскажите мне о своей работе, – обратилась ко мне Мари-Кристин.

Я поставила свою чашку.

– Моя диссертация посвящена ветви семьи Фальконе, которая эмигрировала из Генуи во Францию в шестнадцатом веке и добилась славы и богатства. Я надеюсь пролить свет на то, как функционировала широкая система патронажа. – Мари-Кристин кивнула с выражением легкого интереса, который, впрочем, не скрыл недоумение. Я напомнила себе, что мы имеем дело с неспециалистом.

– В то же время многие французские семьи осудили Фальконе, – добавил Уильям, – потому что считали удачливых иммигрантов выскочками.

– Это тоже ваша работа, месье? – спросила Мари-Кристин.

– Он работает в смежной области, – пояснила я.

Она в последний раз затянулась истлевшей почти до фильтра сигаретой, после чего затушила ее в переполненной пепельнице.

– Моя мать умерла несколько лет назад, – заговорила Мари-Кристин. – На ее чердаке я нашла старый сундук, в котором были старинные предметы, в том числе много писем. Я увидела слово «Фальконе», написанное на конверте с несколькими письмами, но не смогла прочитать ни одно из них – они как будто написаны иероглифами. Я смогла лишь разобрать одно слово – Фальконе. Должна признаться, что я пыталась прочесть письма всего несколько раз и не потратила на это много времени. Когда я поискала «Фальконе» в Интернете, то выяснила, что это фамилия семьи. Я попробовала связаться с единственными Фальконе, которых смогла найти, в Генуе, но ответа так и не получила. Полагаю, им это неинтересно.