Завещание красного Сен-Жермена

Он все-таки много выпил, все перед глазами кружилось, раздваивалось. Годы не те, чтобы так бухать. Надо меру знать. Чай, не молоденький, корил он себя. Сейчас ему очень хотелось оказаться в собственной кровати. Он уже представлял, как вытянется на ней и провалится в сон. Спасибо этому новому-старому знакомому, которого он, по правде сказать, так и не вспомнил. Вот что жизнь с людьми делает. Как память подводит… А ведь Роман так убедительно вспоминал о том времени, сыпал знакомыми именами и фамилиями. Одних людей Сергей вспомнил сразу, другие расплывались в памяти смутным пятном, а о третьих – слышал впервые. Хотя что можно сказать наверняка, учитывая его возраст. Знал – и забыл… На какое-то мгновение ему даже захотелось плакать. Вспомнил он свою жизнь и двух жен. И почему детей не завел? Надо было и о старости подумать. Но в то время такие мысли ему просто не приходили в голову. Зато приходят сейчас. Когда уже поздно. Он издал странный звук, услышав который кошка Мася настороженно подняла голову. Время он времени он бросал ей прямо на пол лакомые кусочки курицы, колбасы, и она ела их, не веря своему счастью.

– Ну что, Мася, одни мы с тобой… непутевые остались.

– Ну так что с Бертони? – настойчиво повторил Роман.

Сергей снова икнул. Теперь он точно мог сформулировать свои ощущения: ему было страшно, очень страшно, и хотелось, чтобы его новый старый знакомый поскорее ушел. И он остался бы один. Впрочем, не один, а с кошкой Масей, бело-серой кошарой с одним рваным ухом.

– Д-давай потом…

– А чего потом? – голос Романа вдруг стал неприятно визгливым. – Давай поговорим сейчас. Зачем откладывать?

– А что ты хочешь знать?

– Ты же брал у него интервью?

– Да. Брал. Но оно было неудачное… и его не опубликовали.

– А почему так?

– Н-не знаю. – Он вспомнил, что правда брал когда-то давным-давно, в другой жизни, интервью у Бертони. Но интервью это главный положил под сукно и сказал, чтобы он ни о чем не распространялся. Не было такого задания. А оно было, только странное… Дал его замглавного. Он тогда только пришел к ним в редакцию. Распорядился взять интервью у такого вот человека и вкратце рассказал о нем. И даже составил список вопросов, по которым надо строить это интервью. Сергей взял листок. Пробежался по нему глазами… Интервью как интервью, только некоторые вопросы, что называется, «царапали глаз». Он списал это на неопытность нового зама. Тот приехал откуда-то с севера или, наоборот, из Крыма… теперь он уже не помнил. Такой высокий, светловолосый, с четкими чертами лица. Молодой по сравнению с главным, возраст которого приближался к семидесяти годам. Главный был, конечно, самодуром – увлекался выпивкой, менял любовниц, но зато был верный партиец, имел хорошие отношения с местной властью. А вот новый зам свалился им как снег на голову. Обычно брали своих. А этот был приезжий…

– Ты же мастер пера, опытный журналист. Почему не опубликовали материал?

– Правда не знаю… Что-то не понравилось в нем.

– Что именно?

– Не помню.

– Давай посмотрим вместе?

– Что посмотрим?

– Это твое интервью.

– Его надо искать, – заупрямился он. Почему-то не хотелось никому сейчас показывать это интервью. Он вдруг подумал, что надо бы перечитать его. Ведь с ним было связано… Он чуть не вскрикнул: как же он не догадался сразу об этом?! Какой же он олух и дурак! Как так?

То, что вылетело из головы, сейчас всплыло… Сам Ричард Бертони сказал ему тогда: «А ведь это интервью не опубликуют в вашей газете». Он еще спросил: «Почему?» – «А потому. Если хочешь, чтобы его опубликовали, последнюю часть после слов о шестом измерении опусти. Не поймут они этого». – «Кто они? Главный?» – «Нет, не главный. Ну… они… – Он опустил голову, а потом поднял ее, и Сергей увидел, как блеснули его глаза – каким-то необъяснимым блеском. – Тебе же деньги нужны, чтобы тебя читали, правда?» – «Да». – «Так опусти последнюю часть. Заумная она. И отдавай материал без нее. Понимаешь?» – «Понимаю». Хотя он ничего не понимал. Но ему нужна была премия. Нужно, чтобы хвалили, отметили его труд. А интервью, которое забракуют, ему не надобно. «Я так и сделаю». – «Вот и молодец», – сказал его собеседник с легкой иронией. Которую он, впрочем, пропустил мимо ушей.

Профессия журналиста способствует определенной толстокожести, нельзя ничего принимать близко к сердцу. На все реагировать – жизни не хватит. Недаром в эту профессию идут самые стойкие, хладнокровные… Циничные твари. Вспомнилось, как однажды напутствовал его старый журналист. И еще тогда похлопал по плечу: «Я тебе советую… когда-нибудь вернуться к этому интервью. И подумать…»