— Герда, ну что ты опять придумала?
— Наше время кончилось, Леций, — посмотрела она сверкнувшими глазами, — а то, что его было мало — ты сам виноват. Ты был с кем угодно, только не со мной.
Это он слышал уже не один раз. Он тоже устал, в том числе и от страха ее потерять. Над серым заливом крутилась поземка, заворачиваясь в петлю, как будто подсказывая, что ему нужно надеть на шею.
— А может быть, это ты была не со мной? — сказал он хмуро.
— А по-другому и быть не могло, — горько усмехнулась она, — мы слишком разные. Пора это признать. Знаешь, отец был прав еще тогда, когда отослал меня на Землю. А я, дура, двадцать лет с ним не разговаривала. Он лучше всех понимал, что я нормальная земная женщина, и мне с тобой будет невыносимо. Какое мне дело до твоих аппиров? Ты думал, я начну так же рьяно за них бороться? Да, я пыталась заниматься благотворительностью, но это их только развращает. Они как были вампирами, так и остались. А теперь я должна полюбить Оборотней и расшаркиваться с этими лицемерными нестареющими красотками? Тебя вечно окружают монстры, и они тебе гораздо интереснее, чем я. Ты даже в постели пытаешься мне о них рассказывать!
— Герда…
— Никто не виноват. Просто мы ошиблись. Мы слишком разные с тобой. За сорок семь лет совместной жизни можно было это понять. Мы не созданы друг для друга.
Она как будто даже была спокойна, но горечь в ее словах всё-таки слышалась.
— И при этом, — усмехнулся Леций, — сорок семь лет я тебя любил.
— Конечно, — кивнула она, — и считал, что уже этого вполне достаточно. А женщине нужны проявления этой любви, понимаешь? Мы, землянки, видишь ли, недогадливые, читать чужие мысли не умеем. И словам иногда не верим. Ты меня любил… как бы это сказать… по остаточному принципу. Останется время — загляну к жене!
Леций считал, что было как раз наоборот, но спорить не имело смысла. Ингерда всё решила сама, и он где-то в душе уже с ней согласился.
— Я никогда не была с тобой счастлива, — беспощадно и безразлично заявила она, — разве только короткими вспышками. Я не была любимой, я не была необходимой… Я очень сильная, Леций, я привыкла выходить победителем и не выношу, чтобы меня жалели, поэтому никто никогда об этом не догадывался. Да и сейчас никто не узнает… как никто не увидит моей старости. Такого удовольствия я твоим львицам не доставлю.
— И поэтому ты хочешь меня бросить, — уточнил он, совершенно отупев не то от боли, не то от бесконечной досады, на то, что бесполезно сто раз объяснять одно и то же: и про львиц, и про аппиров, и про любовь…
— Я хочу тебя освободить, — сказала она, — тебе нужна другая жена, такая же бессмертная…
— Я смертен.
— … и великая, как ты. Твоего полета! Ты великий, Леций, кто же будет отрицать? Ты почти что бог. Вот и найди себе богиню и будь с ней счастлив. Я заполнила кусок твоей жизни, не самый длинный, полагаю, и не последний, родила тебе двоих детей. Скажи мне за это спасибо и отпусти меня. Я слишком устала.
Она сказала так и опустошенно упала в кресло. Халат распахнулся, она поспешно прикрыла им ногу. Это было в последний раз, когда он видел ее коленку, гладкую, точеную и позолоченную искусственным загаром. Он не до конца понимал, что происходит, только то, что ему выставили счет и расплачиваться придется по полной программе.
— А как же Ассоль?
— Ассоль принцесса. Будет жить с тобой во дворце. А меня она всегда найдет, если я ей понадоблюсь.
— На Земле?
— Я еще не решила. Может, и на Марсе. Домой в Радужный я уж точно не вернусь. Там меня все знают.
— Там все постарели, не только ты.
— Я — не все.
Она сказала это твердо. Он с этим согласился.
— Да. Ты — не все.
Замены ей не было, не было второй такой Ингерды Оорл. Он не мог себе представить другую коленку, которую захочется погладить… вот если бы только Ла Кси сошла с небес и сказала, что всегда любила только его, а Ричард — просто ошибка. Вот тогда… Мечты у него, конечно, случались, мечты о совершенно недостижимом. Но в реальности он никого не желал, кроме своей жены. Он вообще был реалистом.
Видимо, лицо его всё-таки передернулось от боли, когда он представил предстоящую пустоту и те беспощадные способы, которыми он будет эту пустоту заполнять.
— Не думай, что мне легко, — вздохнула она.
Леций отошел к окну, он даже не мог на нее сейчас смотреть.
— Как я от вас устал, от сильных женщин, — сказал он, — Сия говорила точно так же. Она бросила своего ребенка, новорожденного, беспомощного, уродливого. Она одна за всех решила, что так будет лучше. «Не думайте, что мне легко!» Это мы младенцу должны объяснить? Я, конечно, не младенец, я мальчик постарше… но слышу то же самое… Знаешь, я всё-таки возьму этого парня и буду воспитывать его один. Кажется, мы с ним друзья по несчастью.
— Ты собирался взять его и так, — усмехнулась Ингерда у него за спиной, — даже не интересуясь, что я думаю по этому поводу. А я — не бесплатное приложение к Верховному Правителю.
Он подумал, что слуги подслушивают не только во дворце, но и в больнице. Он хотел не так, он хотел подготовить ее медленно и осторожно, но это уже не имело значения.