Завещание Малого Льва

— Что еще тебе доложили? — спросил он, оборачиваясь, его тупое отчаяние сменялось раздражением.

— Тебе любопытно? Надо же! Так вот: Скирни рыдала, когда ты ушел. Пила успокоительное. Почему ты не отдашь ей этого ребенка, не понимаю?

— Он Индендра.

— Ах, боже мой! Индендра! Как ты всех замучил со своей династией! Девочка мечтает о ребенке, готова полюбить любого урода. Да его только эта блаженная и способна полюбить. Зачем их разлучать, ты мне скажи? Ради чего?

— Ничего я тебе не скажу, — окончательно разозлился он, — с какой стати? Тебя здесь уже нет. Ты на Марсе!

Ассоль до конца не верила, что это случится: мало ли ссор бывало у родителей. Потом мама собрала сумку и уехала из дворца. Перед глазами так и стоял ее оранжевый плащ с меховой оторочкой, который она затянула поясом на узкой талии, накинула капюшон и решительно спустилась по лестнице. Она была как маленький костер, который перестал гореть во дворце. Потом она позвонила уже с Земли, из какого-то жаркого места. Она была совершенно чужая и отстраненная, в темных очках.

— Всё в порядке, детка. Я пока не знаю, где остановлюсь. Потом сообщу тебе.

— А когда ты вернешься?!

— Ассоль, я же объясняла тебе… никогда.

— Мама!..

Она всё рано не поверила, так и слонялась по дворцу в самое дурацкое время дня — полпервого. Семейные обеды давно канули в лету, собрать всех в одно время было просто невозможно: если Эдгар сбегал от своих послов, то Алеста задерживалась на репетиции, а отец с кем-нибудь запирался в кабинете. Зигфрид, как начинающий Прыгун, страховал земных альпинистов, облюбовавших местные вершины. Его вообще неделями не было дома, а в остальное время он непрерывно отсыпался. Джаэко торчал в общежитии со своими друзьями-студентами и с ними жевал бутерброды, а Сьюлли, конечно, выползал, но только и делал, что ел и пил. Теперь не стало и мамы.

Ассоль ткнулась в кабинет отца. Его не было. Она поплелась на половину Эдгара и к своему удивлению застала брата дома. Он что-то искал в своих шкафах, худой, лохматый и очень злой.

— Эд, она уже на Земле!

— Кто?

— Мама.

— Чего удивляться? — усмехнулся брат, — одни Прыгуны в родне!

— Чего удивляться?! Она же нас бросила!

— Меня она уже бросала, — Эдгар продолжал деловито перетряхивать содержимое полок, — и не раз бросала. Это у нее такой метод решать свои проблемы.

— Но она же вернется, Эд? Правда?

— Не знаю.

— Разве папа в чем-то виноват?

Эдгар взглянул на нее совсем уж раздраженно.

— Не знаю, Ассоль!

Она поняла, что он так расстроен, что даже не может об этом говорить. Отец тоже запирался в кабинете или исчезал и ничего не хотел объяснять. А мама говорила полную чушь — про какую-то старость!

— Жалко Герца нет, — сказала она, — он бы ее не пустил!

— Каким образом?

— Запер бы и замок повесил!

— Ассоль… — Эдгар отложил свои поиски и подошел к ней, — так проблемы не решаются.

— А как они решаются?!

— Запомни: ничего нельзя добиться силой. Тем более любви.

— Но если я хочу, чтоб она жила здесь, с нами! Если я хочу, чтобы всё было по-прежнему?!

— Ну… мало ли, что ты хочешь.

Она была принцессой. Все ее желания обычно исполнялись, а те, что не исполнились, просто ждали своего часа. Она знала, что однажды всё сбудется, а такой подлости от судьбы она совсем не ожидала.

— Избаловали тебя хуже Герца, — вздохнул Эдгар, — тебе очень трудно будет жить.

— Это мы еще посмотрим!

Она снова послонялась по дворцу, потом по Счастливой улице, но в это время там было пусто и тоскливо: все отсыпались. Тогда она в полном отчаянии вышла на набережную, зябко ежась от промозглого зимнего ветра, мысленно послала всех к черту, набрала голубую сферу и прыгнула на Наолу, изящно и точно, как она всегда это делала. У нее было любимое место на окраине Аггергога, туда она и попала.

Там было лето. Фонарь ловил рыбу с перекошенного каменного моста, он был тонкий, длинный с большим наростом на голове, лоснящимся от жары.

— Привет, — подсела к нему Ассоль, распахивая теплую куртку.

Она была без энергии, поэтому он даже не покосился в ее сторону.

— Привет, Рыжая.

— Клюет?

— Нет. Совсем не клюет.

Они помолчали. На Наоле даже разговоры требовали усилий.

— А… а меня мама бросила, — вздохнула Ассоль.

— Всех мамы бросают, — пожал он плечами.

— Да?

— Да пора уж.

— Так это нормально что ли?

— Ну, ты даешь, Рыжая! — всё-таки взглянул на нее Фонарь, — ты откуда свалилась? Мамаше самой выжить надо, а ты вон какая дылда. Дохлая, правда. Пойди подсосись у Чумы, он сегодня щедрый.

— Чума здесь? — обрадовалась она.

— Да. Прилетел только что. Разыскал какой-то новый склад. Говорит, надо туда перебираться.

— Так это ж здорово!

— А вдруг там речки нет?

— Да ладно! — засмеялась Ассоль, — поставим тебе чан, будешь из него ловить. Всё равно у тебя никогда не клюет!

Она радостно поспешила в котельную. Остатки аппиров на Наоле предпочитали сбиваться в кучки, иначе им было не выжить. Эта кучка, этакая коммуна их двух десятков уродов, ей нравилась больше всего. Они жили все вместе в котельной маленькой фабрики, где и зимой, и летом были горячие трубы.