Завещание обжоры

– А в завещании не сказано, что мы должны съесть Фридриха Андрея трезвыми. Напьёмся и не заметим… не вспомним даже!

– Лиза, это мерзость! И я, цивилизованный, культурный человек, до такой мерзости дойти не могу!

– Я всего лишь предлагаю остаться вам здесь всем до утра.

– Утро вечера мудренее! – закивала Шура. – Правильно, госпожа Лизавета! Комнаты вам всем приготовлены!

– Завтрак в десять! – провозгласил Рейнальдо.

– Завтрак? – Алексей задрал бровь. – Вы что же, считаете, мы за завтраком начнём его пожирать?

– Нет, мы могли бы… как-то… – пьяная Елизавета с трудом подыскивала слова. – Ну… обдумав, что ли… вернуться к этому разговору…

– О чем тут разговаривать, Лиза? – Мария качала головой. – Это невозможно.

Всеобщий согласный гомон дал понять Лизе, что это в самом деле невозможно.

– Ну, как хотите, – Лиза снова плюхнулась в кресло и закрыла глаза.

Алексей и Мария опять повернулись к двери, Гай, справившись с плащом, взял у Рейнальдо чемодан, и тут Шура всплеснула руками:

– Господи, как же я сразу-то не поняла! Мне ведь его ещё и готовить!

Вольф схватился за голову:

– Безумие! Безумие!!! Говорить об этом… вот так… всерьёз!..

– Я человек подневольный… Если прикажут, то ведь придётся мне его приготовить…

Рейнальдо подошёл к жене, стал внушительно говорить ей:

– Шура, в этом нет ничего такого, ну, мясо и мясо.

Услышав это, Натали повернулась к двери:

– Гай, подожди! Я с тобой! Я подвезу тебя на вокзал.

– Что значит, ничего такого?! – Шура оттолкнула Рейнальдо. – Это ж человек! Его ж разделать надо! Мясо нарезать, отбить! Нашпиговать, маслом обмазать…

– Меня сейчас вырвет! – Оливия в самом деле побледнела.

– А сама ты куда? – спросил Гай у матери.

– Сперва ещё разморозить, – подсказал Рейнальдо Шуре.

– Ужас! – согласилась та.

– Переночую в гостинице! – сказала Натали. – Здесь… душно… как будто этот дом… уже горит…

– Разные прихоти хозяина мы выполняли, сама говорила. Выполним и эту, последнюю. Я помогу.

Вольф у кресла теребил жену:

– Лиза, вставай! Мы уходим!

– Много чего я терпела в эти годы, – Шура раскачивалась из стороны в сторону. – Но подать к столу родного брата… это как-то слишком…

Алексей и Мария не дошли до двери, Гай обернулся резко, Вольф застыл с Лизиным рукавом в пальцах.

– Что? – Гай забыл о своей презрительно-надменной маске, в глазах появился интерес.

– Шура, у вас разум помутился от всего этого? – Оливия с опаской глянула на Иржи, который, как и Гай, азартно смотрел на повариху. – Что значит, «родного брата»?

– Шура, ты что?.. – шепнул ей Рейнальдо на ухо.

– Хватит, Нальдо! Я давно хотела во всём признаться… Тяжело ведь жить вот так… Но Фридрих Андрей запрещал… Всё спрашивал, неужели нам с Нальдо плохо живётся?..

– Шура, не надо…

– Придите лучше на исповедь, дочь моя… – Алексей поднял руку, чтобы перекрестить, но Шура только отмахнулась:

– Какая я тебе дочь? Я тётка твоя! Я тебя по заднице сколько раз шлёпала?

– Надо же! – Иржи хищно облизнулся. – И по этой священной заднице кто-то шлёпал!

– Значит, правда, – Оливия смотрела на Шуру по-новому. – Вы сестра?

– Да, госпожа Оливия. Господин Фридрих Андрей, – мой родной брат.

– Ты знала? – спросил у матери Алексей. Она мотнула головой.

– Никто не знал, – Шура достала огромный платок, вытерла глаза.

– Подождите-подождите! – Натали нахмурилась, припоминая. – Я помню, как нанимала вас на работу, Шура. Фридрих Андрей привёл вас, сказал, что вы его какая-то дальняя родственница, вам нужна помощь…

– Ну, да. Мы решили, что не надо говорить правду. Так мне будет легче работать.

– Нет, постойте! Я припоминаю. Фридрих Андрей говорил, что вы – дочь первой жены его отца от первого брака.

– Мама была единственный раз замужем. И папа тоже был женат единственный раз.

– Фридрих Андрей сказал правду! – Иржи смеялся в голос. – Его родная сестра и есть дочь первой жены отца…

– Да, – Вольф согласился со смехом Иржи. – Забавная шутка, – но сам при этом остался серьёзен.

– Шура! – Натали требовала ответа. – Как же так получилось, что вы стали служанкой в доме собственного брата?

– Так уж сложилась жизнь. Андрюша спас меня… от позора…

Иржи подошёл к Гаю и, так как был сильно ниже, шепнул ему в ухо, привстав на цыпочки:

– Сам в холодильнике, кукла – в гробу, а скелет, как и положено – в шкафу.

Гай стоял не шелохнувшись. Он смотрел на преображающуюся Шуру во все глаза, боясь пропустить хоть слово из того, что она говорила.

Шура начала издалека:

– Папа и мама души в нас не чаяли. И друг друга любили… Таких семей вообще не бывает! Нам все завидовали. И соседи, и друзья… А мы жили себе счастливо, никого не трогали, ели блинчики на масленицу и шейку на пасху. Андрюша придумывал новые рецепты, а я их воплощала…

Натали понимающе кивнула:

– Значит, он и в детстве был знаменит только идеями?