Завещание рыцаря

Но… нет! В этот раз отчанный хриплый призыв не остался безответным. Жаркий посвист ветра вдруг перебился стуком копыт по утоптанной до каменной твёрдости подъездной дороге — и в деревенскую улицу бешеным галопом влетел ещё один всадник.

Белый рослый конь в алой с золтом попоне нёс на себе высокого седока, одетого в пластинчатый доспех. Голову воина закрывал островерхий шлем, украшенный белым султаном из конского волоса, лицо защала оскаленная львино-мордая маска. Небольшой треугольный щит и длинное копьё с узким четырёхгранным наконечником были изготовлены для боя. Не сдерживая коня, новый воин что-то выкрикнул, пришпорил своего белого и вихрем помчался по улице, поднимая клубы пыли.

— Франк![21] — взвизгнул один из зеленоплащных. Оборонявшийся от них рыцарь напротив — оживился и, подняв руку с мечом, выкрикнул:

— Брат, на помощь!

Всадник на белом коне в призывах не нуждался. Но двое зеленоплащных, на скаку похватав с земли валявшиеся бамбуковые пики с трезубыми наконечниками, помчались навстречу новому противнику, на галопе ловко крутя оружие над головами и вокруг себя с диким, пугающим визгом:

— Аллах акбар! Аль-Камил рахбар![22]

Копьё всадника на белом коне вдруг совершило молниеносное круговое движение — и вошлопрямо в кольчужную маску первому из зеленоплащных. Фанатичный вой захлебнулся — сарацина вышибло из седла, подпруги лопнули, и его конь, не успевший отскочить, был буквально подмят и растоптан могучим белым зверем. Второй сарацин, завизжав, нанёс молниеносный удар пикой, но воин ловко отразил его щитом. В его правой руке словно из воздуха возник страшный пернач,[23] с низким гулом описал круг и мощно ударил сарацина в висок. Тот зашатался в седле и безвольно склонился на гриву своего коня — через кольца маски струйками полилась кровь.

Не теряя ни секунды, воин размахнулся и с такой силой метнул пернач в оказавшегося ближе остальных сарацина, что того сбросило наземь. Раненый в руку рыцарь тем временем сам напал на врагов — встав на дыбы, его огромный рыжий жеребец с пронзительным визгом ударил копытами в голову коня одного сарацина, а второго всадника рыцарь достал мечом в шею, разрубив кольчужный ворот. Ловко соскочив наземь, рыцарь не глядя бросил меч в землю, выхватил узкий длинный кинжал и, припав на колено рядом с последним врагом, сброшенным искалеченной лошадью, приставил остриё кинжала к глазнице в кольчужной маске.

— Почему вы напали на меня в дни перемирия между нашим королём, да хранит его Господь на вечные времена, и вашим султаном? — бешено спросил рыцарь. — Говори, если хочешь жить!

— Проклятый франк! — прохрипел сарацин на хорошем германском. — Вас нужно убивать везде… всегда, подлый грабитель! Мира с вами… не может быть. Ты победил, пустоглазый пёс… но ты не услышишь, как я молю о пощаде!

— Не нужны мне твои мольбы, — неожиданно печально сказал рыцарь. — Я не убиваю безоружных… даже неверных.

— Вы… вы испоганили нашу землю, собаки!.. — сарацин задохнулся от злости — и вдруг… всем телом подался вперёд, вгоняя кинжал в глазницу своей маски.

Рыцарь отпрянул — но было уже поздно. Он тяжело поднялся на ноги, качая головой:

— Видит бог, я не хотел этого — пусть бы он жил, — пробормотал он, вытирая кинжал, а потом — меч о край полотнища, закреплённого на рогах шлема. — Не будь слишком суров к этому отважному, Господи… — он перекрестился и только теперь обернулся к своему спасителю.

Тот уже спешился и, закинув за спину щит, стоял возле своего коня — широко расставив ноги и положив ладонь в кольчужной трёхпалой перчатке на рукоять меча. Скалящаяся маска шлема была бесстрастной, словно скрывала не живого человека, а призрака. Неожиданное его появление и молниеносная победа над тремя врагами могли навести на такую мысль даже отважного человека… но, во всяком случае, призрак был призраком рыцаря, а значит — надлежало быть учтивым. Поднеся обе руки к голове, рыцарь снял шлем, взяв его на сгиб локтя. Открылось загорелое, потное лицо юноши — мокрые длинные волосы цвета бронзы, большие зелёные глаза, похожие на воду лесных озёр далёкого родного Севера.

— Я благодарю тебя за помощь, отважный рыцарь, — сказал юноша по-английски. — Понимаешь ли ты мой язык? Если да — назовись, чтобы я мог знать, кто спас жизнь сэра Энтони лорда Колвилла, графа Мерсии и рыцаря короля Иерусалимского Фридриха?

Кольчужная трёхпалая рука неспешно поднялась, откинув вверх львиную маску. Воин оказался не старше спасённого им рыцаря, русоволосый, с только-только появившимися первой бородкой и усами, такой же загорелый и мокрый от пота.

— Андрей Лобан, бронный боярин храброго князя рязанского Юрия Игоревича, — сказал он по-германски. Англичанин наморщил лоб, вслушиваясь в странно звучащие слова, потом разочарованно ответил на том же языке:

— Так ты схизматик…[24] Я готов с тобой биться, рыцарь из Руси, чтобы рукой своей доказать правоту Святой Церкви!

Молодой боярин сурово нахмурился, рука его снова потянулась к мечу… но уже через миг, покачав головой, он сказал тревожно: