Завещание рыцаря

— Ааахх! — выдохнул Энтони, и что-то, сверкнув алым, пролетело через всю комнату и сени, с мокрым стуком воткнулось в разбухший косяк. Страшно, как живая, взвизгнув, дверь остановилась, замерла, и я услышал истошный крик англичанина: — Наружу, скорее!!!

Не помню, как мы выскочили в щель — едва-едва пролезть, дверь почти закрылась. Мы стояли во дворе, где светло, где пусть закатное, но солнце, где неподвижный, но живой воздух с живыми запахами. Энтони с бульканьем дышал мне в висок и бормотал, как в бреду:

— Нэва майнд… онли шат зэ дуо… нэва майнд… о-о, гуд год! Ай донт лайк ит. Ай донт лайк ит.[25]

— Заткнись, — попросил я. Теперь я видел — нож Энтони торчал в косяке на уровне человеческой шеи. Я медленно протянул руку, взялся за тёплую рукоятку, покачал нож и вырвал его.

Хорошо, что я успел отдёрнуть руку, иначе остался бы как минимум без пальцев. Дверь захлопнулась с такой быстротой и силой, словно… да, словно всё это время на неё давил кто-то страшно могучий, а я убрал преграду, мешавшую двери закрыться. Энтони вскрикнул от неожиданности, я отскочил, споткнулся о рюкзак и упал.

— Ветер, — глупо сказал я. Энтони, лязгая зубами, быстр опробормотал:

— Это гоблины, это гоблины, они селятся в брошенных домах, Эндрю…

— Хватит ерунду пороть, — оборвал его я. Хладнокровный англичанин выглядел перепуганным до предела. Он потряс головой, глядя на меня огромными от страха глазами.

— Я же видел, как он пробежал около двери, — уже спокойнее ответил он. — Видел и сразу подумал, что они захотят нас оставить здесь, потому что им нужна… нужна кровь, — с усилием закончил он. — А потом вспомнил — если так бывает, что тебя закрывают в брошенном доме… надо воткнуть в косяк стальное лезкие, и дверь не закроется…

— Ты ерунду говоришь, — возразил я. — Не бывает никаких гоблинов. Даже у вас, а у нас — тем более.

— Они могут называться по-другому, — покачал головой Энтони, — но они есть. Понимаешь — есть, ты же сам видел!

Это было как раз неоспоримо. Я и вправду ВИДЕЛ, и всё, произошедшее за последние полчаса, вдруг выплеснулось наружу:

— Мотаем отсюда, — процедил я, наклоняясь к рюкзаку. — Я лучше в грозу буду под кустами ночевать, но здесь не останусь…

— Пошли, — кивнул Энтони. Он словано только и ждал моих слов.

Нельзя бросать свою землю, как… как пустую консервную банку. Может, земля и неживая, но обижаться на предательство умеет. И на брошенной земле появляется вот такое — стаи диких собак, нападающие на людей. И… и ТВАРИ, живущие в преданных хозяевами домах. Теперь мне могут говорить всё, что угодно. Я знаю — свою землю бросать нельзя. Иначе — не в кино, не в книжке! — она начинает мстить…

Эти бессвязные мысли вихрем пронеслись у меня в голове за какую-то долю секунды, пока я нагибался к рюкзаку. А вот взять его я так и не смог.

Пуля рванула синтетическую ткань недалеко от моих пальцев. А через миг я услышал звук выстрела.

Нас всё-таки догнали. И решили больше не медлить с последним разговором.

ГЛАВА 24

День, начавшийся разочарованием, кончался боем. Даже вторым боем, если за первый считать схватку с собаками… хотя — нет. У собак были только клыки. У наших друзей — пистолеты… и ещё кое-что, как оказалось.

Я уверен, что все мальчишки играют в войну. На все сто. Больше того — уверен, что всегда будут играть, что бы там не говорил наш биолог. И уверен, что все мечтают по-настоящему повоевать, а если говорят другое — то просто врут, потому что от них это хотят услышать взрослые.

В войну я уже не играю. Но повоевать всегда мечтал. А вот чего я не знаю — так это все ли, мечтая, задумываются, что же всё-таки ощущаешь, стреляя в людей? Я лично — задумывался.

Теперь я знаю — НИЧЕГО. Ничего, кроме азарта. Наверное, это ужасно — но я не чувствовал ни страха, ни злости, ни отвращения, ни жалости, когда стрелял. Ничего из того, что ощущал по отношению к собакам.

Только азартное возбуждение.

Мы с Энтони пробили в двух местах трухлявый забор, потому что калитка была под прицелом, через неё в меня и стреляли из сада напротив. Энтони вильнул вправо, а я перевалился через слегу ограды и оказался в заросшем саду перед домом — прямо напротив меня была пустынная улица с длинными пятнами теней. Справа вдруг послышалось — быстро-быстро! — «дудух дудух дудух дудух!» — и в ответ «тдах, тдах!» — и ещё, из другого места — «тдах, тдах, тдах!» Перебежав к ограде, я плюхнулся на живот и осторожно огляделся. Мне казалось, что моих перебежек никто не заметил…