Завещание рыцаря

— Нет, вряд ли, — я поёрзал на врезавшемся в зад бортике телеги, нашёл пока ещё неотсиженное место и начал обстоятельно пояснять, развеивая не столько сомнения Энтони, сколько свои собственные. — Ты послушай. Я этих былин кучу прочитал. Знаешь, что мне в глаза бросилось? Чем меньше конкретных деталей — тем недостоверней и фантастичней былина. Вот, если бы, допустим, князь поручил своим боярам отвезти казну не на Лучков угор, а… ну, «за море синее», «за речку за Калицу» или просто «в подкопи глубокие» — было бы подозрительно. Или, скажем, не отвезти казну поручил, а выйти в поле и разбить вдвоём врага — мол, вы мои лучшие богатыри, разгоните поганую рать и всё такое. Это было бы ещё подозрительнее. Обычно в былинах ведь как? Малоизвестных географических названий нет. И речь идёт о том, как некий богатырь в одиночку разгоняет врага… или там змея побеждает, совершает всякие невероятные подвиги. Зачем сочинителю мучиться, выдумывать какой-то Лучков угор, да ещё сложную биографию выдумывать одному из героев — де-он из немецкой земли! Былины по сюжету простые. А если сюжет усложняется — это уже…

— …исказившийся от времени рассказ о реальном историческом событии, — закончил за меня Энтони. — Мне хочется надеяться, что ты прав. Очень хочется.

— Вообще-то всё очень логично, — продолжал я. — Есть пограничная крепость. В ней — казна, или собственно княжеская или собранная в начале зимы с местного населения дань, которую не успели отправить в Рязань. Нападает враг, враг сильный и однозначно победоносный. Князь, как и положено хорошему правителю, думает не столько о себе, сколько о том, как и чем станут жить после ухода или изгнания врага уцелевшие люди. Он и поручает двум надёжным воинам тайком выбраться из крепости и укрыть казну в заранее подготовленном тайнике или просто в удобном месте. Воинов замечают татары, гонятся за ними… А дальше былина либо утеряна, либо Александра Ильинична не записала.

— Они могли и не добраться до цели, — покачал головой Энтони. — Тридцать километров скакать от врага! Тогда мы ничего не найдём — их останки лежат где-то в лесах, а клад — и Святой Грааль с ним! — увезён татарами.

— Послушай… — я помедлил, собираясь с духом. — Послушай, ты правда веришь в эту чашу?

Какое-то время Энтони молчал, покачивая головой то ли в такт движению попутной подводы, то ли собственным мыслям. Шустрый пожилой мужичок в старом соладтском кителе, подобравший нас на лесной дороге, почмокивал губами на лошадь. Такая привычная дорожная пыль висела за телегой, и я лениво подумал, что уже и не представляю, как можно жить по-другому — встал утром и идёшь до вечера с небольшими перерывами, а вокруг всё то же — лес и лес, но одновременно очень разный, всегда новый…

— Обрёл в тяготах похода великое сокровище, — сказал Энтони, и я, уже почти забывший о своём вопросе, вдрогнул. — Я не знаю, о чём ещё мог так сказать рыцарь тех времён.

— Ну что же, может, и мы обретём его… в тяготах похода, — без иронии заключил я, — если найдём этот Лучков угор и если монголы по своей привычке не упёрли чашу, чтобы хлестать из неё кумыс, — и повернулся к возчику: — А вы не скажете, деревня ваша, Лучки — она старая? Когда построена?

Этот вопрос стал уже просто контрольным, определявшим наше с Энтони отношение к населённым пунктам.

— А как же, — охотно откликнулся возчик, оживлённо поворачивая к нам довольное лицо — наконец-то пассажиры и его приняли в беседу! — Старая, ещё до нашего века построена, — в его устах это прозвучало, как «до нашей эры». — В каком это году-то, мне тогда говорили… — он почесал кнутовищем лоб под кепчонкой. — А! — вспомнил и выговорил с важностью: — В одна тысяча семисотом. Круглая дата!

— Семисотом? — я похолодел. — Вы точно знаете?!

Должно быть, в моих словах прозвучало настоящее отчаянье, потому что возчик на полминуты честно задумался и твёрдо сказал:

— В одна тысяча семисотом. Племяш мой тогда говорил, они в школе праздник обсуждали — через два-то года триста лет будет!

Я повернулся к Энтони, но тот как ни странно, был спокоен:

— А откуда такое название — Лучки? — осведомился он, снова потерев плечо — заживающая рана дико чесалась.

— Лучки-то? — переспросил возчик. — Нннны, з-зараза… — он подстегнул лошадь. — Лучки? А вот, — он ткнул кнутовищем влево.

Там лес обрывался — резко, словно отсечённый мечом — и сверкала зеркальной рябью под ярким солнцем Цна. Широкая, не меньше километра здесь. На воде виднелись несколько лодок. А на противоположном берегу поднимался высокий холм с плоской вершиной.

— Лучков угор, потому и Лучки, — пояснил возчик и заморгал глазами опасливо, когда его пассажиры, только что выглядевшие скорее уныло, вдруг в один голос завопили, повалили друг друга в свежее сено и, продолжая орать, забарахтались в нём…