Я сделала вид, что не заметила ее появления, и углубилась в изучение цветов на клумбе Корсакова. Ухоженность цветника меня удивила.
«Надо же, какой цветовод, когда только все успевает… Хотя, может, за цветами ухаживает жена…»
Самое разумное, по-моему, написать Корсакову записку и попросить его срочно прийти.
Приняв такое решение, я полезла в сумку и не без труда выудила оттуда бумагу и ручку.
Присутствие соседки сковывало, и я невольно снова подняла на нее глаза. Девушка уже тихо прошла вдоль дорожки к самому порогу дома, но в дом не зашла. Теперь она стояла, повернувшись к солнцу, бледные лучи которого, пробиваясь сквозь тучи, падали на ее лицо.
Под неярким светом отливал серебром ее длинный балахон, стлавшийся до земли. Черты лица показались мне чересчур острыми, а цвет — мертвенно-белым, с оттенком синевы.
На секунду мне стало неуютно. Я поежилась на своей скамейке.
Наверно, пора уходить.
Чиркая ручкой по бумаге, я мимоходом продолжала следить за девушкой.
Она, неслышно скользнув к кусту розы, достала из-под него маленькую розовую лейку. Потом повернулась ко мне, и ее взгляд застал меня врасплох.
Я заморгала глазами. Непостижимый страх заполз под каракулевое пальто, и его легкие, холодные пальцы быстро побежали вверх по спине.
Девушка приветливо улыбнулась, и от этой улыбки рука, держащая ручку, дрогнула.
Потом она пошла по цветочной аллее с лейкой в руке и начала неторопливо ее поливать, наклоняясь к каждому цветку.
Я еле-еле оторвала от нее взгляд.
Надо быстрее уходить.
Перечитав криво написанное «Уважаемый Павел Иванович. Мне необходима Ваша помощь. Дело не терпит отлагательств. Срочно свяжитесь со мной. Марта П.», я поднялась по ступенькам и быстро всунула записку в дверь.
Потом поспешила к калитке…
Она уже была здесь, внутри дворика, возле калитки — на узкой, посыпанной песком, дорожке.
Высокая, выше меня почти на голову; балахон развевался от легкого ветра. В тонкой руке — детская розовая лейка.
Я встала как вкопанная, не в силах сделать шаг.
Непонятно, почему она меня так пугает?..
Скользящей походкой девушка подошла ближе, и я рассмотрела ее лицо. Оно было красивым, хотя и угловатым, — но очень бледным.
Смертельно бледным.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, мягко, нестрого, и голос показался мне ломким, как хворост.
— Я пришла по делу… к адвокату, — пробормотала я, не чая, как обойти ее и дать деру по всем трем рядам…
Но она стояла на моем пути, преграждая его.
— Он уехал в город, — наконец, раздался вновь ее голос, — вернется поздно.
— А вы кто? — осмелела я. — Откуда вы знаете?
— Я?.. — будто удивилась девушка и отняла от лица прядь спутанных волос. — Я смотритель. Смотритель кладбища.
И она опять улыбнулась и, зацепив меня полой балахона, прошла мимо по дорожке, спокойно подошла к ярким розам на клумбе и наклонила к ним свою лейку.
Я уставилась на нее, осознавая ее слова…
Одноэтажные дома… цветы, песчаные дорожки… скамейки… ограды…
Боже мой!
Дрожащей рукой я открыла калитку и выскочила за нее, чуть не споткнувшись о соседнюю ограду.
— Вам лучше идти вон по той тропинке, — раздался в спину голос смотрительницы.
Я с безумным ужасом оглянулась на нее. Она высунула из широкого рукава бескровную руку и указала куда-то в сторону.
Но я перевела взгляд мимо руки, на табличку на двери.
На ней было написано:
Корсаков Павел Иванович
1930 — 1970
А внизу, у порога, лежал букет свежих хризантем…
Я опрометью кинулась прочь, мимо оград, по узкой, петляющей тропинке.
Цветными пятнами замелькали в глазах растущие за оградами цветы.
Наконец, сердце застучало где-то в горле, в боку предательски закололо, и я вынуждена была остановиться.
Я была уже в первом ряду.
Тяжело дыша, оперлась рукой на какую-то ограду.
А вон и дорога! Как же я не узнала этот пейзаж — вот пустырь, а вдалеке — прилепленные друг к другу высокие, под самое небо, здания…
Еле видимое пятно солнца было уже на самом горизонте.
Вдруг я почувствовала, как рука теряет опору — ограда уползает из-под нее.
Я медленно посмотрела вниз.
Ограда уменьшилась в несколько раз и уже едва возвышалась над землей. А на месте дома возникла каменная могила, богато убранная цветами.
А в изножье могилы, у деревянного креста странной, перевернутой формы стояла статуя женщины в шляпке, по пути сюда показавшаяся мне знакомой.
Теперь я ее узнала.
Это была статуя Даны, продавщицы из салона Иды Крупиньской.
Я вспомнила ее изящные руки, подающие мне одежду.
Они были запечатлены очень точно.
Наверное, и ее хозяйка где-нибудь здесь неподалеку.
Отдышавшись, я вышла на дорогу и пошла в сторону моста.
ГЛАВА 28
Как же так, все они мертвы?
Но ведь все они живы…
Значит, все они когда-то были мертвы. И их хоронили здесь.
И все они бродят по проспекту академика Касаткина — адвокат ведет дела, модельер обшивает модниц, продавец демонстрирует товар…
Все они существуют — в чужой плоти.
А их сгнившие тела погребены здесь…
Это же кладбище неупокоенных.
Неупокоенных НАСЛЕДОДАТЕЛЕЙ.