Завещание волхва

Михайло не стал возражать. Он думал точно так же.

Вдвоем они быстро разложили костры и разожгли их. Ветер затих, и пламя высоко взметнулось к темному небу, на котором набежавшее облако прикрыло месяц. Всего костров было шесть, по одному на каждой вершине пентаграммы. В центре они положили Карину, предусмотрительно не став освобождать ее от сети. Русалка все еще была без сознания. И это начинало беспокоить Олега. Но он промолчал, чтобы не пугать Михайло, который и без того от волнения был непривычно суетлив в движениях и за все время не проронил ни слова, будто окончательно онемел. Это был не первый языческий обряд, в котором Михайло принимал участие, но впервые он чувствовал свою кровную заинтересованность в нем, словно решалась его собственная судьба.

Затем они переоделись. Олег надел бычью шкуру, Михайло – медвежью. Олег делал все так, как его научил Тимофей. Он простер обе руки к облаку, заслонившему месяц, и глухим от волнения голосом произнес:

– Как огонь горит, как вода течет, как птицы летят, как звери по лесам рыщут, так ты, владыка наш Велес дороги открываешь, замки отпираешь, преграды с пути убираешь.

Михайло вторил ему, часто повторяя: «Велес! Велес! Велес!», словно заклиная языческого бога снизойти и услышать жреца.

– Ты, чародейство ведущий, за скотами и зверями радеющий, трясовиц прогоняющий, боли и хворобы изгоняющий, жизнь дающий, услышь молитву мою, – говорил Олег. Но это был уже не он, а языческий жрец Горыня. Он сам не заметил, когда произошло это превращение, которому немало способствовала экзальтация, вызванная волнением и непривычной экзотической обстановкой. Но было еще жгучее стремление спасти Карину. Помочь Михайло. И получить прощение Марины. Это триединое желание оказалось сильнее скепсиса и неверия, которые владели им до сих пор. Жар от костров согревал его, но не обжигал. И в свете этого пламени рождалась новая ипостась человека.

Зато женщина в сетях начала судорожно извиваться и вскрикивать, и было непонятно, что ее мучило – пламя или молитва. А, может быть, и то, и другое.

– Ты венец делу всему и жизням земным, Велесе, боже наш! – возвысил голос жрец Горыня. – Пусть наполнится сердце мое радостью от сотворенного тобою, ибо молитва моя с сердцем чистым и помыслами светлыми.

Рога быка качались в такт словам, будто подтверждая их истинность. И медведь, круживший вокруг костров, тоже кивал и кланялся, часто падая ниц и поднимаясь с земли, чтобы продолжить свой невиданный импровизированный танец.

– Снизойди к просьбе служителя твоего, Велесе, и верни русалии человеческий образ и подобие, ибо неповинная она и не по своей воле обратилась, а была принуждена к тому злыми чарами.

Женщина пронзительно закричала и на самой высокой ноте неожиданно смолкла, словно испустив дух. Она перестала извиваться и замерла. А с ее лица пропало дикое выражение, сгладив заостренные черты и вернув мягкие линии подбородка и щек.

– Благослови, Велесе! – провозгласил жрец Горыня. – Пусть будет так, как ты пожелаешь!

Медведь простерся на земле и уже не вставал, видимо, обессилев. Пламя кострищ стало ниже, словно те тоже устали. Жрец в бычьей шкуре, чувствуя изнеможение, опустился на валун. А облако в небе, гонимое ветром, уплыло, и снова показался месяц, такой ясный, будто только что родился на свет. Он завис над озером и сиял, словно пытался внушить надежду в милосердие языческого бога Велеса.

Глава 37. Из русалки в человека

Над озером пролетел, тревожно каркая, черный ворон и сгинул в предрассветных сумерках. И, словно пробужденный им, раздался удивленный женский голос:

– Что я здесь делаю? – А затем прозвучало еще более изумленным тоном: – И почему я голая?

Олег, уже давно скинувший с себя бычью шкуру, сидел у почти потухшего костра и безучастно смотрел на угли, по которым изредка пробегали красные искры, оживляя их. Михайло лежал на спине, пристроившись на медвежьей шкуре, и незрячими глазами наблюдал за тем, как бледнеет небо, предвещая скорый рассвет. Услышав голос, оба с радостными возгласами вскочили на ноги. Они уже почти потеряли надежду на то, что Карина очнется от летаргического сна, в который она впала после завершения обряда. Несколько часов она пролежала, не подавая признаков жизни, и они винили себя в том, что убили ее. Это была ужасная ночь, полная раскаяния и сожаления. Разочаровавшийся в язычестве Олег едва не забросил бычью шкуру в озеро, но его удержал Михайло, опасавшийся гнева Велеса. Однако Михайло и сам выглядел огорченным.

И тем стремительнее был сейчас переход от отчаяния к восторгу. Они бросились к Карине, которая сидела на траве, зябко кутаясь в рыбацкую сеть, и озиралась вокруг с самым ошеломленным видом. Ее волосы потеряли зеленоватый оттенок, но глаза еще немного косили, и казалось, что она лукаво смотрит на мир, который не узнает.

– Стоп, мальчики! – прикрикнула на них Карина. – Сначала ответьте на мои вопросы, а уже потом рассчитывайте на поцелуи и объятия. Или все уже позади, а я просто забыла об этом?