– Да вот захотела искупаться голой в Зачатьевском озере, – серьезным тоном ответила она, – а меня эти чудо-богатыри взяли и выловили, словно я какая-то рыба. Хорошо еще, что на уху не пустили, а снизошли к моим мольбам и донесли до дома. А одежда так и осталась на берегу. Я о ней совсем забыла. Хорошо, Матрена Степановна, что вы напомнили. Боюсь, что придется возвращаться.
– Еще что удумала! – возмутилась бабка Матрена. – Мало тебе срама было, так хочешь еще раз голой по Куличкам пройти, народ позабавить. Самое время, все проснулись.
– Как изменились времена! – жеманно воскликнула Карина. – Помнится, в средние века леди Годива совершенно голой проехала на лошади по улицам английского города Ковентри, чтобы досадить своему супругу, и местные жители не нашли в этом ничего предосудительного. Наоборот, были рады, что её муж, проиграв спор, снизил непомерные налоги для своих подданных.
– Так то Англия, а то наши Кулички, – непреклонно заявила бабка Матрена. – Здесь тебя могут и камнями закидать за такое бесстыдство. Шла бы ты лучше в свою комнату, деваха, да книжку почитала. Куда как лучше.
– Что же, пойду, поскучаю, – сказала Карина. – А можно, мои провожатые пройдут со мной? Я хочу отблагодарить добрых молодцев за их доброту.
И пока бабка Матрена, онемев от возмущения подобной наглостью, приходила в себя, Карина юркнула в дом, втащив за собой за руку смущенного Михайло. Олег проследовал за ними, бросив сочувственный взгляд на бабку. Но ему было не до того, чтобы утешать ее. Ему предстоял намного более важный и волнительный разговор, от которого, возможно, зависело все его будущее. Встреча двух сестер после долгой разлуки, учитывая взбалмошный характер Карины, могла закончиться плачевно для Марины. Не каждый человек спокойно отнесется к тому, что на пороге его комнаты внезапно возникает призрак и начинает нести всякий вздор. Для этого требуются стальные нервы и закаленный в горниле жизни характер. По его мнению, Марина не обладала ни тем, ни другим. Поэтому он хотел первым войти к Марине, чтобы подготовить ее, насколько это было возможно, к неожиданному появлению сестры.
Но, замешкавшись на крыльце, он опоздал. Опередив его, Карина успела добежать до комнаты сестры, распахнула дверь и, подняв руки, как цирковой артист, торжественно провозгласила:
– Трам-та-ра-рам! А вот и я, сестричка!
Марина собиралась позавтракать и стояла у стола, расставляя чашки и тарелки. Дальнейшее напоминало кадры из старых кинофильмов, режиссеры которых любили подобные мелодраматические сцены. Чашка выпала из рук Марины и разбилась на мелкие кусочки, а сама она, не проронив ни звука, рухнула на пол. Это был обморок.
– Вот так она всегда, – пожаловалась неизвестно кому Карина, разочарованная произведенным эффектом. – С детства была слишком впечатлительной. Чуть что – и в слезы. Но это уже чересчур даже для нее!
Она бросилась к Марине и опустилась возле нее на пол, не обращая внимания на осколки от разбившейся чашки. Приподняла голову сестры и положила на свои колени. И неожиданно заплакала. За эти слезы Олег простил ей все. Увидев, что произошло с Мариной, он был готов отшлепать Карину как неразумного жестокого ребенка, ради своего удовольствия обрывающего крылышки у бабочки. Он взял Марину на руки и отнес ее на кровать.
Когда ее голова коснулась подушки, Марина открыла глаза. И сказала, глядя на Олега затуманенным взором:
– Мне привиделась ужасная картина. Будто открылась дверь и вошла Карина.
Марина даже не удивилась, увидев Олега в своей комнате и тому, что она лежала на кровати, а он склонился над ней – настолько ее поразило видение, которое она приняла за сон.
– И что в этом ужасного, скажи на милость? – возмутилась Карина, подходя к ним. – С каких это пор мой вид так пугает тебя?
На этот раз Марина не потеряла сознания. Она только слабо улыбнулась.
– Так это не сон, – тихо произнесла она. – Я всегда знала, что снова увижу тебя.
Карина бросилась к ней, и сестры обнялись, рыдая. Долгожданные слезы прорвали плотину сдержанности и хлынули безудержным потоком, сметая все препятствия на своем пути. Олег отвернулся, чтобы скрыть невольные слезы, настолько волнительным было это зрелище. И даже Михайло, все еще стоявший на пороге комнаты, был растроган. Внешне это проявилось в том, что он подошел к столу и начал собирать осколки чашки с пола, что-то невнятно бормоча себе под нос.