Завет и тяжба. Стихи 1982-93

Ты дал мне землю полуденную,

дай мне и источники вод.

Иисус Навин 15:19

* * *

Напрасно поэт проповедует страсть

И крайности славит свои:

Душа оживает, пред небом стеснясь,

В тщете отыскав колеи.

От страсти жестокостью густо несёт,

И слишком собой занята

Язычница, славящая эпизод,

Сегодняшняя правота.

Любовники свет позабыли; толпа

За Савонаролой валит, —

А сердцу любезней лесная тропа

И портик, где учит Евклид.

Где формы проникнуты мыслью творца

И соты расчислены впрок,

Вещунье, к чьим лапкам прилипла пыльца,

Посредственность — славный упрёк.

Живителен труд галилейской пчелы,

И мёд ее трезвый хорош.

Душа и не ищет иной похвалы,

Ее на испуг не возьмёшь.

Противен ей крайностей вычурный храм,

Смешна прихожан его спесь,

Открыт ее дом средиземным ветрам,

Стоит, продуваемый весь...

И ты отвергаешь разбойничий свист,

Подмостки, кинжал и вино, —

Засим одиночество, медиевист,

Тебе на земле суждено.

31 декабря 1983 — 11 января 1984

* * *

Несчастная любовь питает и ведёт,

Полжизни озарив, всё очи не смыкает.

Ты любишь и любим, но эта жизнь — не в счёт,

А в той — безумец Лир от царства отвыкает.

Всё высмеяно в ней рассудком и судьбой,

Не выскажешь ее доверчивой подруге,

Трудом и горестями связанной с тобой;

Всё выветрилось в ней — но не смолкают звуки.

Уже и образ тот, и голос, и слова

Утрачены навек в потоке инкарнаций,

Но длится чудный гимн, таинственно жива

Твоя мучительница в сонме муз и граций.

14 марта 1988

ЖИЛ ЧЕЛОВЕК В ШВАРЦВАЛЬДЕ

Жил человек в Шварцвальде. Чёрный лес

И горы, горы...

Встречный мерседес

Со звездочкой на лаковом капоте

Внезапно нас слепит на повороте

И исчезает — за косым снежком,

Кружащимся над этим краем...

В нём

Водились тролли, обитал забавный

Гном, бюргерской порядочности славной

Волшебный страж. Творцу угоден он —

Не то что бакараша-плотогон

Михель Голландец: этот был верзила,

Нечистая им овладела сила,

Сердца скупал он...

В светлой полосе —

Стволы и хвоя, серпантин шоссе

Упрямо тянет в горы, на асфальте —

Не снег, а грязь...

Жил человек в Шварцвальде

И, не трудясь, хотел разбогатеть.

К лукавому он попадает в сеть,

А гном, на месте оказавшись кстати,

Беднягу возвращает к благодати:

Наш угольщик оставил блуд, трудом

Вернул достаток в сирый отчий дом,

С любимою воскресшей помирился...

Но лес шумит, угрюм...

Не изменился

С тех пор пейзаж: всё так же мрачноват,

И этот путь в горах — витиеват.

Прекрасной прозы мерное теченье,

Художественное нравоученье

В нём слышу. Не беда, что он знаком:

Сентенцию припорошим снежком,

Красы невиданной поставим ели,

И Рейн, полоской светлой акварели,

Контраста ради (или озорства)

Втесним в подрамник, подкрепив слова,

А в хвои шум вплетём строку Вивальди

Иль Моцарта...

Жил человек в Шварцвальде.

Я знал его и восхищался им

В краю родном, который стал чужим, —

Он был жрецом Урании холодной.

Я тоже тщился истиной свободной,

Значки таинственные выводил,

Мой акроним вживлял в них что есть сил,

Вселенную внедрял в число Бернулли, —

Но звуки алгебру перетянули,

Сник мой естественнонаучный пыл...

Ему и мне — нам север вреден был,

Лапша, клопы да враки надоели,

Бездельем тяготились мы...

В ущелье

Ныряет наш фольксваген. На скале,

Слегка поблёскивая в зыбкой мгле,

Маячит изваяние оленя;

Давным-давно, в порыве умиленья,

Его, земле во славу, вознесли

Вольнолюбивым возгласом земли,

Излишне, может быть, сентиментальным,

Но сделанным на совесть, матерьяльным,

Таким, что собственника веселит, —

Что нам обычай подчеркнуть велит

Со снисходительностью...

Нет, не пивом,

Не благонравьем тягостным, а мифом,

С Гельвецией сведя Бахчисарай

И Ганзу, чуден скифу этот край.

В нём грозно всё взывает к подсознанью,

К прародине, к первичному изгнанью,

К предвечному, и дух, густой, как мёд,

В прирейнских землях и лесах течёт

Для нас...

Жил человек в Шварцвальде. Он,

Своим искусством древним упоён,

Водитель был, однако же, исправный,

И мы доехали. Я помню славный

Разноязыкий шумный русский дом

И в нём достаток, нажитый трудом —

Осмысленным, не тем, что нас состарил.

Хозяин — китаист, он кочегарил

На севере, а здесь преподаёт...

Нет, труд не враг душе, наоборот:

Расслабленность — вот малодушье: к людям

Льнёт пошлостью она и словоблудьем,

В жестокости и скуке потонул

Хвалёный артистический разгул,

А чада сердца с нами остаются.

Нет, это вздор: сердца — не продаются

И покаяньем — не искупишь ложь...

Возлюбленную к жизни не вернёшь.

15 сентября 1988

* * *

Архитектура — вот что Ему

Провиделось в предвечную тьму,

И женщину он строит, как дом:

Как ждущий наполненья объём.

Профессор морфологии, сват,

Он сочлененья чтит и обряд.

Он сам не свой до форм. Парфенон

Порывом чувственным вознесён.

В стенах локализованный дух

Разыгрывает действо о двух.

Зиждительная мысль хороша:

Под сводами гнездится душа,

Блаженствует меж линий и числ

Двуполый ритмизованный смысл.

План мира сексуален — и речь

Приличествует в ритмы облечь...

— Довольно рассуждать, помолчи,

Забудешь бутерброд и ключи.

30 мая 1988

* * *

Дине Яблонской

Дорога сворачивает на Камчатку.