– Ах, да забудь ты, что я там тебе раньше говорил! – И с этими словами я развернул Слейпнира, и мы вновь устремились в глубины царства Сна, оставив позади созданный Архитектором мирок, который светился в темноте, как радужный мыльный пузырь.
Глава девятая
Описав петлю и следуя за цветами ауры Оракула, которые до этого привели меня к Архитектору, я выбрался из царства Сна в тот телесный мир, где оставался двойник Мимира.
Связанная тончайшей нитью со своим, если можно так выразиться, «близнецом», голова Мимира крепко спала в этом мире – как долго, я даже и предполагать не осмеливался. Попрыгунья тоже обладала подобной «нитью жизни», и эта нить останется невредимой по крайней мере до тех пор, пока не лопнет созданный Оракулом мир-пузырь, а сам он не вернется к своему бодрствующему «я».
Время в царстве Сна течет иначе, позволяя сновидцу странствовать во времени и пространстве часами, а то и днями или даже неделями, дрейфуя без руля и без ветрил, тогда как в бодрствующем физическом мире может пройти всего несколько секунд. Но теперь и я снова оказался в физическом мире, а значит, на счету была каждая секунда, имел значение каждый вздох. Жизнь Попрыгуньи зависела сейчас от того, как долго еще Оракул будет спать, как быстро мне удастся отыскать его голову и смогу ли я убедить Одина отправиться со мной в царство Сна.
Я понимаю. При стольких «если» возникает ощущение, будто никакого плана у меня на самом деле и нет. Но даже если я и впрямь немного подтолкнул Попрыгунью, заставив ее поверить, что план наших дальнейших действий полностью составлен, я все же
Но как же я надеялся добиться искомых результатов, спросите вы, в полном одиночестве да еще и лишенный физической формы? Ну, в свое время мне удалось выяснить, например, такую важную вещь: о любом существе можно многое узнать уже по тому, какие сны ему снятся. Так что сон Мимира дал мне немало пищи для размышлений; особенно его мечты об огромном храме, символ в виде креста, высеченного на поверхности камня, и гигантский орган с таким странным для слуха названием
Верхом на Слейпнире я продолжал идти по следу, оставленному аурой Оракула. Ее цвета отчетливо проступали в путанице прочих, менее значимых, следов. Впрочем, и тот,
Прошло уже очень много времени с тех пор, как я, увлекаемый Хеймдаллем, рухнул с парапета Асгарда вниз, в долину Идавёлль. В те времена мир, где обитало племя Людей, был темным, холодным, жестоким. Солнце и Луна были проглочены чудовищными волками; с гор в долины сползли ледники; армии живых мертвецов заполонили землю, вынырнув из многочисленных притоков реки Сновидений, и огромная их армия собралась в замерзшем Железном Лесу. Ну да, вы правы: в моем тогдашнем положении следить за переменами климата было невозможно. Но мне было известно, что трехгодичная Зимняя Война здорово опустошила землю и изрядно выкосила людское население, превратив людей в подобие падальщиков, питающихся разлагающимися останками своего мира. И я, видя, во что превращается земля, швырнул голову Мимира с парапета Асгарда вниз, в самые темные глубины этой скованной льдами земли, надеясь, что там она навсегда и сгинет. Но, как оказалось, проклятая башка ухитрилась не только уцелеть в этом страшном и чужом для нее мире, но и нашла себе пристанище в теле человека, дабы с его помощью и впредь воплощать в жизнь свои коварные планы.