«Наша партия в целом, — утверждал Косиор, — у нас грузит дрова, метет улицы и лишь голосует, а не решает никаких вопросов». В партии установлен «режим ежовых рукавиц». Вот почему «рабочие массы отходят от партии». А все объясняется тем, что «резолюции X съезда ЦК в жизнь не проводились: система управления нашей партией осталась той же бюрократической, той же приказной и до известной степени военной, какой она была во время периода войны».
Мало того, стоит лишь критикнуть подобные методы — тут же зачисляют в оппозицию. А это негативно сказывается при новых назначениях и перемещениях партийных работников, которые якобы происходят «по соображениям абсолютно неделового характера» и лишь «культивируют» фракционность.
Что же касается критики Владимиром Ильичом недостатков в системе советского управления, то, по мнению Косиора, она «отвечает тем настроениям, которые на местах имеются, поскольку местам приходится весьма и весьма тяжело терпеть в своей практической работе от этих недостатков… Поэтому с этой точки зрения против того, о чем здесь говорил т. Ленин, конечно, спорить нельзя, спорить не приходится»1
.Последним в прениях по докладу Ленина выступил Троцкий.
Совершенно очевидно, что споры о том, «когда можно бдшо перейти к продовольственному налогу — на 6 месяцев раньше или на год раньше?» — сказал он, лишены смысла. Все дело в конкретной ситуации. Если бы нас поддержало рабочее государство Германии или Франции, наша экономическая политика была бы более осторожной. Мы оставили бы частный капитал в мелких и средних предприятиях и национализировали лишь те, которыми действительно могли управлять. Но все сложилось по-иному. Началась война. Мы встали на путь «военного коммунизма». Это были не хозяйственные, а политические меры «самосохранения». Предпринятое теперь отступление — это маневр, который вносит глубочайшие изменения в методы работы.Хозяйственные вопросы — крайне сложны. Но почему-то считается, что если внести их в губком или Политбюро, они сразу станут простыми. И «тот самый хозяйственник, который не справлялся с своей хозяйственной работой, когда заведовал губсовнархозом, в случае его назначения секретарем губ-кома получает помазание благодати. Точно в силу какого-то поистине “помазания” он решает, не задумываясь, все хозяйственные, военные, административные и всякие прочие вопросы… сколько пудов нефти надо дать сейчас сюда, сколько туда — кубов дров и пр. и пр.».
В результате «губком становится недифференцированным, нерасчлененным, неспециализированным аппаратом, вечно спешащим, торопливым советским аппаратом. При этом то, что есть худшего в бюрократизме, т. е. отношение к делу без знания существа дела, а подход с точки зрения только формы дела, неизбежно просачивается в партийный аппарат.
…Одновременно обезличиваются и советские органы. Ни один работник ни на одном посту не считает, что он отвечает за это — головой ли, репутацией ли деловой… Это самая опасная вещь во всей нашей работе! Я всячески приветствую то, что т. Ленин с такой решительностью этот вопрос поставил в своем вводном докладе».
Сменовеховцы, наши «полудрузья и полувраги, делают вывод, что раз мы допустили спекулянта, то мы должны легализировать спекулянтскую идеологию и спекулянтскую политику призвать к власти… Но мы им отвечаем: как рабочий класс, как правящая партия, мы можем допустить спекулянта в хозяйство, но в политическую область мы его не допускаем, а если этот спекулянт, вместе со спекулянтами иностранными, захочет нанести нам удар военный, мы сохраняем за собою возможность вернуть себе весь аппарат самообороны и военного коммунизма и ввести беспощадный террор!»
Ларин изволил пошутить относительно того, что красноармейцы не станут сражаться за ресторан «Яр». Большинство наших красноармейцев «в жизни заурядные крестьяне, и они говорят: “Дайте нам свободный рынок”». Но тот же крестьянин, глядя на «Яр», как трудовой человек глубоко возмущен. И наша задача добиться того, чтобы в его сознании «Яр» не перевесил «все остальное», т. е. воспитывать его революционное самосознание.
И напрасно Ларин острил насчет «прописей», ибо начинать надо с азов: в Красной Армии, например, с чистки сапог. «Некоторые товарищи шутили над этим “смазывай сапоги”, над тем, как мы учили не бросать окурков на пол и т. д. и т. д. Эти мелочи после больших перспектив (от которых мы не от-называемся!) создают некоторое впечатление отврата». Но без них все дальнейшее «будет уже верхоглядством или в лучшем случае — дилетантством, любительством, т. е. самой основной проклятой нашей болезнью».
Нынешняя молодежь «живет в обстановке сутолоки, неуклюжей постройки будущего социалистического хозяйства, да еще с осложнениями нэпа и всего прочего». У молодого рабочего «не закладывается фундамент классового опыта борьбы. Как же эту нехватку возместить? Сделать это все искусственными рецептами нельзя; можно возместить только повышением его теоретического уровня в духе марксизма, в духе материализма».