Заветы

Мой первый день, проведенный бездомной Агатой, выпал на четверг. Мелани говорила, что я родилась в четверг, поэтому мне предстоит долгая дорога, был такой детский стишок, там еще говорилось, что рожденному в среду – скорбь и тревога[56], поэтому я, если дулась, говорила, что она перепутала день, а на самом деле я родилась в среду, и она отвечала, что, конечно, нет, она точно знает, когда я родилась, как она может это забыть?

Короче, был четверг. Я сидела, скрестив ноги на тротуаре вместе с Гартом; на мне были черные легинсы с дыркой – легинсы дала Ада, а дырку я продрала сама, – и поверх легинсов пурпурные шорты, и потертые серебристые кроссовки, пропущенные, судя по виду, через пищеварительную систему енота. Еще на мне был замызганный розовый топ – без рукавов, поскольку Ада сказала, что надо выставить напоказ мою новую тату. Вокруг пояса я завязала серое худи, а на голову нацепила черную бейсболку. Все эти шмотки были не по размеру: им полагалось выглядеть так, будто я выуживала их из мусорных баков. Новые зеленые волосы я нарочно запачкала, как будто спала на улице. Зелень уже выцветала.

– Выглядишь замечательно, – сказал Гарт, увидев меня в этом костюме на пороге.

– Замечательно смахиваю на говно, – сказала я.

– Отличное говно, – сказал Гарт.

Я считала, что он просто хочет сказать мне хорошее, и это было обидно. Лучше бы он это по правде.

– Но в Галааде с руганью завязывай, серьезно. Может, пусть они тебя обратят и переучат.

Надо было вызубрить кучу инструкций. Я нервничала – не сомневалась, что где-нибудь налажаю, – но Гарт сказал, чтоб я просто играла роль дурочки с переулочка, и я сказала «спасибо» за «играла роль».

Флиртовала я так себе. В первый раз все-таки.

Обосновались мы перед банком – Гарт сказал, если хочешь выпрашивать деньги за так, лучше места не найти: от людей, которые выходят из банков, скорее что-нибудь перепадет. Обычно это место занимал другой человек, женщина в коляске, но «Мой день» заплатил ей, чтобы переехала, пока место нужно нам: Жемчужные Девы ходили по заданному маршруту, и маршрут пролегал мимо нашей точки.

Солнце шпарило сильно, и мы отодвинулись к стене, в узенькую тень. Передо мной лежала старая соломенная шляпа с картонкой, а на картонке цветными карандашами: НЕТ ДОМА ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА. В шляпе лежало несколько монет – Гарт сказал, если люди видят, что кто-то уже дал деньги, они тогда с большей охотой дают сами. Мне полагалось изображать заблудшую и потерянную, и это было несложно – я так себя и чувствовала.

В соседнем квартале к востоку на углу сидел Джордж. Он сообщит Аде с Элайджей, если будут проблемы – и с Жемчужными Девами, и с полицией. Те в фургоне курсировали по району.

Гарт особо не разговаривал. Я решила, что он такой гибрид няньки с телохранителем, он тут не для того, чтобы развлекать меня беседой, и в правилах нигде не записано, что он должен быть со мной любезен. Он надел черную футболку без рукавов, открывавшую его татуировки – на одном бицепсе кальмар, на другом летучая мышь, обе черные. И натянул вязаную такую шапку, тоже черную.

– Улыбайся людям, если подают, – сказал он, когда я не улыбнулась седой старушке. – И говори что-нибудь.

– Например?

– Кое-кто говорит: «Да благословит вас Господь».

Нил был бы в ужасе, если б я такое выдала.

– Это будет вранье. Раз я не верю в Бога.

– Ладно. «Спасибо» тоже сойдет, – терпеливо ответил он. – Или «доброго вам дня».

– Я не могу такое говорить, – возразила я. – Это лицемерно. Я им совсем не благодарна, и меня не колышет, какой у них будет день.

Он засмеялся:

– Теперь тебя, значит, парит вранье? Давай ты тогда переименуешься в Николь?

– Я себе такое имя не выбирала. Хуже имени не придумаешь, ну?

Я скрестила руки на коленях и отвернулась. Я все больше впадала в детство – это все Гарт виноват.

– Ты на меня-то злость не трать, – посоветовал он. – Я тут предмет мебели. Ты для Галаада злость прибереги.

– Вы все говорите, что мне не хватает норова. Вот, пожалуйста, тебе мой норов.

– И здравствуйте, Жемчужные Девы, – сказал он. – Не смотри на них. Не замечай вообще. Сделай вид, что обкурена.

Уж не знаю, как он их засек, даже вроде и не посмотрев, – они еще далеко были. Но вскоре поравнялись с нами: две Девы в серебристо-серых длинных платьях, с белыми воротниками, в белых шляпах. Рыжая, у которой наружу торчали пряди, и брюнетка, судя по бровям. Обе встали надо мной и улыбнулись сверху вниз.

– Доброе утро, милочка, – сказала рыжая. – Как тебя зовут?

– Мы можем тебе помочь, – сказала брюнетка. – В Галааде бездомных не бывает.

Я смотрела на нее, задрав голову, в надежде, что печаль моя читается по лицу. Обе они были такие опрятные и ухоженные – я рядом с ними чувствовала себя втройне замарашкой.

Гарт собственнически стиснул мне правый локоть.

– Она с вами разговаривать не будет, – сказал он.

– Может, пусть она сама решит? – сказала рыжая.

Я покосилась на Гарта, будто спрашивая разрешения.

– Это что у тебя на руке? – спросила та, что повыше, брюнетка. И наклонилась посмотреть.

– Он тебя обижает, милочка? – спросила рыжая.

Брюнетка улыбнулась: