Джордж Куб, директор Национального института США по изучению злоупотребления алкоголем (NIAAA), и Нора Волкоу, директор Национального института США по изучению злоупотребления наркотиками (NIDA), развили и дополнили концепцию Берриджа и Робинсона. В исследованиях, проведенных под их руководством, было показано, что чрезмерная активация нейронов nucleus accumbens приводит к нейроадаптивным изменениям как внутри системы вознаграждения, так и в других системах мозга (таких как амигдала и префронтальная кора). Внутрисистемные нейроадаптации касаются рецепторов: вызванные психоактивными веществами многократные избыточные выбросы дофамина приводят к компенсаторному снижению плотности дофаминовых рецепторов на постсинаптической мембране. Ну, чтобы как-то смягчить дофаминовую атаку. И что в этом плохого? А то, что в отсутствие ПАВ дофамин теперь связывается с меньшим количеством рецепторов. На уровне субъективных переживаний это приводит к неудовлетворенности, недовольству, ангедонии.
Теперь о дорсальном стриатуме – главной структуре системы привычек (habit circuitry). В какой-то момент потребность в заветном веществе становится не просто сильной, а компульсивной, непреодолимой: сам человек внутри себя может быть против употребления, но его будто никто не слушает – есть привычка, сильная и навязчивая, и ее нужно день за днем поддерживать. Не
Итак, в основе сильного, непреодолимого влечения к ПАВ лежит сенситизация (морфофункциональные изменения) дофаминовых нейронов прилежащего ядра. При этом уровень удовольствия (liking) не только не растет, но даже снижается. Параллельно с этим в дело вовлекаются нейроны дорсального стриатума, прочно встраивая поиск и употребление ПАВ в габитуальный[37]
план жизни.Помимо прилежащего ядра и полосатого тела, в какой-то момент на аддиктивную сцену выходит амигдала (лат. corpus amygdaloideum; англ. amygdala). Это парная миндалевидная структура – по одной штуке в каждой височной доле. Амигдала играет ключевую роль в формировании эмоций (в частности, страха), запоминании эмоционально окрашенных событий и принятии решений. Как видно, амигдала – один из «топ-менеджеров» нашего поведения.
Нейроны амигдалы содержат большое количество рецепторов к кортиколиберину, норадреналину, динорфинам – нейротрансмиттерам стресс-систем мозга. Кортиколиберин – полипептид, регулирующий гормональные, симпатические и поведенческие реакции на стрессоры. Многократное введение этанола, кокаина, героина, никотина и других ПАВ приводит к изменениям в нейротрансмиссии кортиколиберина в амигдале таким образом, что при отмене этих веществ кортиколиберин повышается. Субъективно подъем этого полипептида переживается как тревожность или аверсия (состояние «не нравится», «не хочу»).
Норадреналин обеспечивает поведенческий ответ во время стресса, возбуждая нейроны и фокусируя внимание на стрессорах. Кортиколиберин и норадреналин активируют друг друга.
Динорфины – пептиды, тропные к κ-опиоидным рецепторам, – опосредуют негативные эмоциональные состояния, в том числе аверсию, дисфорию и депрессию. А еще динорфины повышают порог вознаграждения и угнетают высвобождение дофамина. Активность динорфинов, так же как и кортиколиберина, повышается при отмене ПАВ у лиц с аддикцией.
В принципе, здесь мы можем остановиться и задуматься вот над чем: почему люди чаще всего пьют? «Хочу выпить сто грамм для аппетита». Хорошо. Еще? «Ну, вся компания пьет, поэтому…» Ладно, еще? «Я устал, весь день у меня копился стресс, шеф вывел из себя, жена бесит, спина болит…» – есть такое? Ирония вот в чем: несмотря на то что в краткосрочной перспективе ПАВ действительно могут снять напряжение, в долгосрочной перспективе они активируют нейротрансмиссию кортиколиберина, норадреналина и динорфинов. Это приводит к тому, что эмоциональное состояние зависимых ухудшается по нарастающей – у кого-то быстро и явно, у кого-то медленно и еле заметно. Алкоголь, героин, никотин и другие ПАВ не снимают стресс, а усиливают его, так как повышают уровень кортиколиберина, норадреналина и динорфинов.