Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

Лучше всего это показано в пятиминутном мультике Nuggets: идет по ровной поверхности птица киви, видит каплю, идет дальше. Видит еще одну каплю, пробует ее на вкус. И вдруг все вокруг преображается: мир становится солнечно-желтым, звучит чарующая музыка, киви взлетает и какое-то время порхает с блаженным видом. Потом эффект от капли проходит, птица приземляется и шагает дальше. Время от времени ей попадаются такие же капли. Киви их выпивает. Желтый цвет – музыка – полет. Но с каждым разом полет становится все более кратковременным, падения более жесткими, а окружение – вот это важно! – становится все более темным и мрачным. Именно так выглядит мир для человека с чрезмерно активными стресс-системами амигдалы: мир для него серый и чуждый, многое навевает грусть, пугает или раздражает. Несчастной птице ничего не остается, кроме как найти еще одну капельку, чтобы хоть на короткое время погрузиться в эфемерный желтый свет, не понимая, что мир так почернел именно из-за этих капель и что после каждой следующей капли он будет становиться все чернее.

Очевидно, если продолжать употреблять ПАВ, изменения в стресс-системах амигдалы с годами будут только усиливаться. А если прекратить? Если убрать все ПАВ, пережить синдром отмены – дальше будет нормально? К счастью, да. Но не сразу. Есть такой термин – protracted abstinence. По-русски – подострая абстиненция. Люди, которые 10, 15, 20 лет увлеченно алкоголизируются, а потом перестают пить, не так быстро возвращаются в комфортное эмоциональное состояние: сенсибилизированной амигдале для восстановления нужны месяцы, а порой даже годы.

(Стоит добавить, что гиперактивация амигдалы возможна и при других состояниях, например при посттравматическом стрессе или хронической боли. У таких людей аддиктивная уязвимость выше, а восстановление требует большего времени.)

4

Что может быть хуже, чем негативное эмоциональное состояние из-за взъерошенной, потрепанной амигдалы? Самое неприятное, что я сам вынес из своего 15-летнего аддиктивного опыта, – это быть неразумным в своих же глазах. Я не мог смириться с тем, что курю, но и не мог бросить. Дискомфорт, который мы испытываем, когда наше поведение не вяжется с нашими убеждениями, Леон Фестингер назвал когнитивным диссонансом. Правда, диссонанс исчезал в момент, когда я, проснувшись утром, делал заветную первую затяжку. Все знают о коте Шрёдингера. Мою душу то царапал, то не царапал кот Фестингера.

Под воздействием ПАВ дофаминовая трансмиссия подавляется не только в системе вознаграждения, но и в префронтальной коре. Из-за этого ухудшаются исполнительные функции: саморегуляция, принятие решений, гибкость в выборе и инициировании действий, присвоение значимости и контроль ошибок[38]. Далее нейропластические изменения затрагивают и глутаматергическую передачу. Нарушенная трансмиссия дофамина и глутамата в префронтальных областях мозга ослабляет их способность противостоять сильным побуждениям или своевременно прекращать употребление. Эти эффекты объясняют, почему люди с зависимостью могут быть искренни в своем намерении прекратить употреблять ПАВ и в то же время неспособны следовать принятому решению.

5

Все, что происходит с нейронами базальных ганглий, амигдалы, префронтальной коры вследствие употребления ПАВ, находит отражение в желаниях, эмоциях и мыслях человека, решениях, которые он принимает, целях, ценностях, поведении, жизни. Что именно происходит с нейронами? Мы теперь знаем что: усиливается экспрессия разных транскрипционных факторов, активируются гены, синтезируются белки, нервная клетка претерпевает морфологические и функциональные изменения, сенситизируясь к определенным сигналам. Эти изменения называются нейропластическими.

Нейропластичность – суть научения. Наш мозг не статичный орган, а сложная, постоянно меняющаяся система, умеющая приспосабливаться к решению возникающих задач. Так, это понятно, но что именно заболевает в мозге при зависимости? Ведь зависимость – это болезнь?