Зависимые

Всю дорогу домой Вероника напряженно смотрела на мужа, пытаясь угадать его настроение. Нахмурил брови. Дурной знак. Переключил песню, улыбнулся. Знак хороший.

За окном стемнело, когда они вышли из машины. В лифте Кирилл обнял Веронику и впервые после своего возвращения поцеловал. Дверь открылась, Кирилл прошел вперед. Она развернулась к зеркалу, в отражении которого увидела бледное лицо.

В прихожей Вероника долго возилась с одеждой. Куртка два раза упала с вешалки, кроссовки никак не помещались в пространстве между кедами Кирилла и ботинками. Не задавать вопросов, не начинать разговор. Умыться, переодеться, заснуть.

Кирилл крикнул с кухни, что заварил чай. Надо будет сделать пару глотков, глядя в экран телефона, зевнуть и удалиться. Но как только Вероника села за стол, она произнесла:

— Кирилл, я переспала с другим.

— Вероник, перестань. — Кирилл почувствовал, как стекает вниз по стулу. Нечто похожее он испытывал, когда в первый трезвый день стоял на берегу Невы и хотел броситься в воду.

— Полгода назад, после вечеринки, когда нашла фотографии, — продолжала Вероника, раскрывая обертку шоколадной конфеты.

Кирилл взял со стола сигареты.

— Что ты несешь? Какая вечеринка?

— Но я не хотела, я не понимала, что делаю. Мне так жаль, что это случилось!

Она пристально взглянула на мужа, пытаясь доказать, что говорит искренне. В первую очередь самой себе. Но ничего не вышло — Кирилл сжимал в пальцах окурок и смотрел на свои руки. Вероника, чувствуя, что краснеет, встала и отступила в дальний угол кухни. Включила чайник, он тут же закипел.

— Ты вынудил меня. Я разучилась оценивать собственные поступки. Мне тогда казалось, что если ты плохой, то и я плохая. Если ты пьешь, то я тоже должна пить. Если ты переспал с другой, то и я…

— Подожди, подожди. Не надо все смешивать в одну кучу. Я последние годы только и делал, что чувствовал себя виноватым. Заставлял страдать такую святую женщину. Но я тебе не изменял, — медленно произнес Кирилл, растягивая слова. — Никогда не изменял! Я тебя любил!

Вероника закрыла уши и покачала головой. Как странно: больше всего на свете ей нравилось очаровывать людей, но сейчас хотелось разочаровать. Столько лет она смотрела на мужа то снизу, то сверху и только сейчас посмотрела ему прямо в глаза. Они были неподвижны.

— Ты сам говорил, что все имеют право на ошибку, что маме надо простить отца. Даже Соня простила Сережу. Неужели я не могла всего один раз оступиться?

— Вероник, перестань. Не разыгрывай сцену. Тошнит от твоей привычки оправдываться. При чем тут мама и Соня? Просто признайся, что хотела переспать с другим, — он покачал головой и потянулся за сигаретой. — Я даже представить не мог. Оказывается, это жутко больно. Невероятно больно. Это нечестно, но к черту. Ты права, мы слишком заигрались, и я уже забыл, с чего все началось.

— С бара, — ответила Вероника.

Кирилл взял со стола сигареты, сжал пачку в руках и пошел одеваться. Вероника остановилась у окна. Темные пустые улицы. Главное — не пытаться его остановить. Она сжала в руках занавеску и услышала его голос:

— Ты меня ни разу не спросила, почему я вернулся. Мне ведь так хорошо было в Питере. Последний месяц я жил в огромной коммуналке на берегу Фонтанки, гулял, читал, пил чай. Но когда ты позвонила и сказала, что тебе нужна помощь, я собрал вещи и прилетел сюда. Потому что задолжал тебе. Ты много для меня сделала, Вероник, но для себя ты сделала больше. Наверное, завтра, когда я не буду так злиться, я найду объяснение, но сейчас мне нужно уехать.

— Ладно, — ответила Вероника и задернула шторы. Пахло стиральным порошком.

— Через неделю я улетаю, на месяц или два, — сказал Кирилл. — Будет время подумать.

Дверь захлопнулась, стало тихо. Вероника обошла всю квартиру, собирая разбросанные вещи. Кружка с чаем на подоконнике. Наушники в кресле. Очки посреди дивана. Сложила все по местам. Даже голоса соседей за стеной больше не нарушали гармонии. Неидеальная квартира, но настоящая, живая.

Поставив будильник на восемь, Вероника приняла душ и легла в постель. Завтра в десять собеседование, и опаздывать нельзя.

Несколько раз она брала в руки телефон, чтобы написать Кириллу, но так и не решилась. Вместо этого открыла чат с отцом и написала: «Пап, когда у вас следующий турнир по петанку?»

Семья развалилась, квартира опустела, но Веронике казалось, что именно сейчас у нее есть все, что нужно для счастья, — она сама.

Эпилог

Зима в Тюмени началась в середине октября. Хруст снега под ногами переносил в детство, к воспоминаниям двадцатилетней давности. Обшарпанные дома, серое небо, фонарные столбы с подбитыми лампами — все было таким же, как раньше. Дым из труб густым облаком поднимался вверх. Подъемные краны выглядывали из-за полуголых новостроек.

Выходя из такси, Кирилл наступил в сугроб. Дороги здесь никогда не чистили. После того как он отморозил пальцы в Петербурге, походка его изменилась. Прихрамывая на левую ногу, Кирилл подошел к подъезду и позвонил в домофон. Отряхнул снег с ботинок, пока поднимался по ступенькам.